Гай Юлий Орловский: Патроны чародея

— Думаешь, королева поможет?

— Она же королева, — возразил я. — Должна. Это же забота о подданных? Конечно же, не станет, это понятно, она же королева… Спасение погибающих в руках самих погибающих.

— А не в ногах?

Я покачал головой.

— Если бы в ногах, зайцы были бы бессмертными. Эх, как они стояли на коленях и вопили: «Спаси нас!» Не зайцы, а мои крестьяне, хотя тоже зайцы, ты прав, хоть и неправ… Кто бы подумал, что это мои крестьяне и что отвечаю за их жизни я! Давно бы уехал и забыл про тот замок и те земли. Но получилось, я для них последняя надежда! Хотя вроде бы на фиг они мне?.. Мне бы хотелось, чтобы кто–то за них заступился! Но раз дураков нет, то придется мне, иначе их вообще измордуют.

— Если не королева, — спросил он с интересом, — то как?

— Буду учиться у Рундельштотта, — напомнил я. — Выпрошу что–то из его чародейских штучек. Ему ни к чему, он в высокой бац*не во дворце самой королевы, а мне все сгодится.

— Настырный, — сказал он. — Только такие и добиваются.

— Чего?

— А всего, — ответил он хладнокровно. — Высота взлета зависит от настырности. Чем выше, тем труднее.

Я сказал сердито:

— Не люблю трудности. Ненавижу!.. Я сибарит.

Он окинул меня оценивающим взглядом.

— Твои мышцы сами наросли?

— Это другое дело, — ответил я недовольно. — С ними можно ходить и хвастаться, сибаритствуя. Они не для драк, а для… престижа.

— Для, — повторил он озадаченно, — для… чего? Неужто для колдовства?

— Для чародейства, — отрезал я сердито. — Чарования, очаровывания! Я очаровашка такая вот, понял?.. Ладно, не бери в голову. Вон там домики… это что?

— Столица, — ответил он. — Предместье. Столица подраскинулась… Мы подъедем к другим воротам. От них к дворцу чуточку ближе.

Нарядные домики мчались навстречу быстро и вприпрыжку, но когда мы въехали на улицу, пошли по обе стороны медленно и важно, чтобы наши кони не стоптали жителей.

Я с вялым интересом посматривал на дома и саму улицу, задерживаться здесь не собираюсь, прикрою от беды своих несчастных, которых, оказывается, только я и должен защищать, а дальше гори здесь все ясным огнем.

Фицрой даже не посматривает по сторонам, чего ради, уже весь город облазил и всех женщин перещупал, как хозяйка щупает кур, чтобы определить, когда снесут яйцо.

Я поинтересовался:

— Вон тот дом — постоялый?

Он кивнул.

— Да. Но мы там не остановимся.

Я подумал, сказал нерешительно:

— Вообще–то подыхаю с голоду. А королева, может, и не снизойдет до такой мелочи, как накормить провинциала.

— Присмотрись лучше, — посоветовал он. — Постоялый двор из двух отделений, видишь? Дверь левого забита досками. Говорят, постояльцы там просто исчезали. Не все и не всегда, но в какие–то ночи те, кто входил через эту дверь, никогда не выходили обратно.

Я спросил с пугливым интересом:

— А что стража города?

— Думаешь, — буркнул он, — там все не перетряхивали?.. Никаких следов. И снова месяцами вроде бы все в порядке, но потом снова…

— В моменты появления трех лун? — спросил я. — Или трех солнц?

Он посмотрел с иронией.

— Думаешь, ты один такой умный? Это первое, что всем приходит в голову. Нет, исчезали и при них, и без них. Никакой связи! В конце концов, как видишь, дверь просто забили.

Я ощутил нервную дрожь в теле, Фицрой поглядывает с интересом, я пробормотал:

— Не думай, не полезу... Во всяком случае, не сейчас.

Он криво улыбнулся.

— Вот–вот, это же самое и я себе. Весь мир обойду и все вина перепробую, тогда можно. Но не сейчас, не сейчас! Хоть и хочется.

Дома раздвинулись, как деревья на опушке, дальше просторная и вымощенная камнем площадь, вдали высокая ограда из металлических штырей, фигурно выкованные ворота с королевским гербом наверху, а дальше просматривается сад и широкие аллеи.

Мы подъехали к воротам шагом, чтобы не пугать гвардейцев, я издали помахал рукой.

— Привет!.. Так пропустите или кто–то сбегает за Картером? Это ваш начальник, если еще не забыли.

Гвардейцы переглянулись, один сказал нерешительно:

— Вас пропустим, а это… это с вами?

Фицрой ответил несколько обиженно:

— Да, это с ним.

Я кивнул, гвардейцы распахнули одну половинку ворот, мы проехали в сад, я сказал негромко:

— Не обижайся.

Фицрой фыркнул:

— На что? Подумаешь, для тупоголового я всего лишь «это»!.. Меня и похлеще называли.

На параллельных аллеях, предназначенных для прогулок, иногда встречаются придворные, посматривают с любопытством, некоторые кланяются.