Светлана Багдерина - Свадьбы — не будет!

— И Олаф тоже! — воскликнула царевна Серафима, сияя, точно более радостного события в ее жизни не было и вряд ли теперь когда-нибудь будет.

— Как мы рады тебя видеть! — Агафон, улыбаясь во весь рот, замолотил лекаря по спине.

Если бы не улыбка, можно было бы решить, что ученик Адалета вознамерился сломать старому приятелю хотя бы пару костей.

— Вы?.. Откуда? Вы вернулись? И где?..

— Друстан, кто это? — обернулся, нетрезво хмурясь, сидевший справа молодой человек в неброской, но дорогой одежде.

— Это… его светлость эрл Бриан, — представил сконфуженный жених.

— Сиххё и подземелья! Я знаю, как зовут меня! — побагровел вельможа. — Я тебя спрашиваю, кто эти…

— Мы — старые друзья Друстана! — Сенька развела руками, указывая на конунга и мага. — Услышали, что у него тут такое дело, и не смогли пройти мимо!

— Дуся, лапа, выпьем! — ухмыляясь, Агафон поднял со стола тяжелый запотевший кувшин, плеснул на дно пустой кружки сидра и протянул кувшин ошалевшему лекарю, оставив кружку себе. — Пей! За любовь!

— До дна! — бережно взял за шкирку несопротивляющегося юношу Олаф.

— Он больше не пьет! — эрл решительно отвел рукой кувшин от лица Друстана.

— И даже за собственное счастье? — изумленно расширила очи Сенька.

— Чем больше пьешь за счастье, тем меньше его остается, — назидательно проговорил вельможа и хотел добавить еще что-то, не менее поучительное, судя по кислому выражению лица, но тут слева захихикал лысый старичок и попытался встать:

— Эгегей! Пора к девчонкам!

— Пора, пора! — радостно загудели гости и начали подниматься с грохотом падающих стульев и скамеек, а в отдельных случаях — не рассчитавших силы товарищей.

Олаф и Агафон растерянно переглянулись: рано! Надо было срочно их задержать! Но как?.. [4] Конечно, для Олафа такого вопроса не существовало. Трудность для него представлял другой: если он встанет с топорами у парадного входа, а мага поставит на задний, то укараулит ли Серафима с одним мечом все окна, или придется дать ей запасной топор?

— Погодите-погодите, а как же гадания?! — вскричала царевна — и гости замерли.

— Гадания?..

— Да, гадания! — истово закивала Сенька. — По нашим лукоморским обычаям на мальчишнике обязательно должны быть гадания! Сколько детей родят, каких, какая жизнь ждет, много ли добра наживут, будут ли изменять друг другу, сколько раз, с кем, узнает ли дражайшая половина — и всё такое прочее!

Заинтересованность моментально выкристаллизовалась в сивушных парах и ароматах деревенской кухни.

— А что делать-то надо? — нетерпеливо потянул ее за рукав старичок слева.

— Ложки у всех есть? Быстро взяли их в руки! — и, подавая пример, Сенька выудила из-под связок сорняков ложку Друстана и щедро зачерпнула кашу. — Делайте как я!

Похмыкивая и похохатывая в ожидании если не чуда прорицания, то внеплановой забавы, гости потянулись ложками в манку.

— Готовы? — хитро зыркнула по сторонам царевна. — А теперь подбрасываем, чтобы прилипла к потолку! Получившиеся фигуры разглядываем и ищем ответ на первый вопрос: красивая ли будет у Друстана… полюбовница!

Под дружный гогот собравшихся заряды тактической баллистической каши взмыли в воздух.

Некоторые даже достигли потолка.

Те, на кого приземлилось остальное, взревели в радостном возмущении и попытались нанести удар возмездия. Который, как это часто бывает с такими ударами, ударил по лицам, не причастным к порче выходного платья никоим образом.

Началась цепная реакция. Самые энергичные — или с самыми большими ложками — уже требовали у трактирщика новых боеприпасов. Самые ответственные — или самые пьяные — медитировали на манные барельефы на потолке, признавая в них то морду кобылы, то бочку водовоза, то старый сапог, то чью-то жену. И в последнем случае каша шла в бой уже не ложками, а горстями — родственники опознанной женщины, только что веселившиеся над односельчанками, в личном вопросе спуску не давали. Даже эрл Бриан втянулся в манное побоище и азартно, ложка за ложкой, метал кашу в толстого бородача поодаль, посмевшего узнать в облике на потолке физиономию самого эрла.

Друстан сидел красный, как перезрелый помидор, растерянно крутя головой и вздрагивая от каждого раската смеха или предположения о его новой любви — и не заметил, как из черного хода за стойкой вынырнул ненадолго пропавший Агафон и шепнул друзьям: «Масдай освободился, пора!»