Мария Чурсина - Хозяйка города

— Зачем ты заманил меня на эту крышу? — повторила она, запинаясь, как та самая напуганная убитая третьекурсница.

— Но ты же хотела меня убить. И я хотел, чтобы ты меня убила.

Последний шаг — Антонио взял её за дрожащие плечи и посмотрел в лицо. Он знакомо поджимал губы, знакомо щурился. На его пальцах оставалась кровь.

Антон снял куртку и накинул её безвольной Наде на плечи. В подкладке притаился призрак человеческого тепла. От этого обломки крыльев успокоились и замерли за её спиной.

— Вот видишь, что мы натворили, — сказал Антонио. — Видишь, во что нас с тобой превратила любовь. Я так ждал её, что приготовился прождать целую вечность. А она ушла. Помнишь, я спрашивал тебя, что бы ты хотела сделать с Мифом? Я тоже думаю, а что бы я хотел сделать с ней? Убить? Оставить с собой? Я не знаю ответа. Тогда, двадцать пять лет назад, Город был слишком сильным, чтобы я мог с ним соперничать. Теперь он мёртв, но я всё равно проиграл.

Его дыхание коснулось Надиного виска. Она была так близко, что увидела перед собой его шею и закрыла глаза, чтобы больше ни о чём не думать. Но не думать не получалось.

— Почему ты ничего не сказал раньше? Зачем весь этот спектакль с расследованиями, с поисками Веты, с путешествиями по подземкам? С отращиванием этих крыльев? Ты считал, что если скажешь прямо, я не смогу тебя понять?

— Но если бы ты знала, ты бы не стала бороться со мной, так?

Наде не хотелось признавать это, но приходилось. Она зажмурилась ещё сильнее, выдавливая из-под век человеческие слёзы. Тело тряслось от ужаса того, что было вокруг. Антонио грустно качнул головой.

— Потому что любовь — это проклятье. Ты сама так говорила.

— Антон.

В её холодных руках ещё оставалась сила. Надя шагнула вперёд, ещё ближе, чтобы поймать зимний запах его дыхания и тот запах, что ещё оставался от человека. Под кожей Антонио бился живой пульс.

Сущности были неуязвимы. Но в каждой сущности жила человечность, хрупкая и слабая, как эхо далёкого голоса. В эту человечность Надя и вцепилась, выпуская арматурные когти.

Она кинулась на него, расходуя на этот бросок последнее тепло. Глаза заволокло пеленой. Камень стукнулся о камень. Под её руками Антон запрокинул голову, хрустнули человеческие кости. Арматура вошла глубоко под кожу, пачкаясь в человеческой крови.

Она сжала его горло сильнее, развернула и толкнула в чёрную пропасть за собой. Больница от толчка покачнулась и сбросила мёртвое тело вниз. Следом порхнула забрызганная кровью куртка, всё ещё пахнущая выжженной степью.

Было тихо. Надя больше не боялась высоты. Она стояла на покатой крыше, глядя в далёкие мёртвые глаза. Она должна была что-то сказать ему в ответ. Она собиралась что-то сказать. И теперь уже никогда не скажет.

К утру крышу больницы прихватило морозом. С мрачным усилием, с треском повреждённых перекрытий она покачнулась и встала прямо. Обломанные строительные леса грудились на земле и, никому не нужные, фантастически быстро обрастали пылью и мхом.

Теперь больница была свободна от пеленавшей её зелёной сетки. Она вздохнула — ободранные стены поднялись и опустились, первый раз за всё это время ощутившие волю.

Надя пыталась сделаться человеком, но проросшая арматура не давала. В её теле не осталось ни одного живого клочка кожи. Она сжимала и разжимала мёртвые пальцы — похрустывали бетонные кости.

Бесполезно — человеческое тело не выдержало холода, голода и перенапряжения всех мыслимых сил. Оно умерло, а когда — Надя не вспомнила. Она даже не заметила собственной смерти.

Она знала, что это значит — что Сабрина больше её не ждёт и дороги в мир людей теперь нет. Надя не испугалась, ведь сущности не чувствуют страха. Ледяной ветер выдувал из памяти всё, что было до. Было всё ещё очень тихо, только шелестела сухая трава.

Когда взошло солнце, хозяйка города подобралась к самому краю крыши. Израненный, полуживой город лежал внизу — как игрушка на её ладони. Она потянулась, обхватывая его весь мысленными руками, обнимая. Попыталась отогреть дыханием.

Покорёженные дома испуганно жались друг к другу. Замерли и зазвенели деревья, покрытые инеем.

— Не бойся, — прошептала Надя как можно ласковее, чтобы не испугать громким голосом притаившихся птиц. — Всё кончилось.

Она вскрыла обвалившиеся катакомбы метро и выпустила тех, кто ждал освобождения. Провода забились в тёмные углы. Распрямились деревья, освобождённые от железных тисков. Город едва слышно вздохнул и потянулся к холодному солнцу.