Виктория Бесфамильная - Когда пропадают дедушки (СИ)

— Думаю, с лошадью я смогу вам помочь, — сказал Освальд к концу обеда. — Да и с возращением домой тоже. Довезу вас до того места, где мы в прошлый раз встретились, — пояснил он в ответ на удивлено — вопросительный взгляд Лоре. — Завтра с утра и поедем.

— Уверены, что хотите остаться здесь, — Освальд с сомнением осмотрел пустынную дорогу и молчаливый лес. — Я могу довезти до следующей деревни.

— Спасибо пребольшое, — улыбнулась Лоре, — но нам тут через лес напрямую совсем недалеко. Правда, правда.

Освальд с сомнением покачал головой, но настаивать на своем не стал, и, пожелав им удачи, поехал прочь. Лоре еще какое‑то время смотрела вслед удаляющейся повозке.

— Кто‑нибудь помнит, куда идти? — поинтересовалась она, и все вопросительно уставились на гнома.

Оксидан задумался, по привычке зарывшись двумя руками в волосы, затем посмотрел по сторонам, подергал себя за клочковатую бороду, вырвав несколько волосков, и громко вздохнув, решительно направился в сторону леса. Лоре, поправив висевшую на плече котомку и подхватив Коша за ошейник, побежала следом за гномом, и Филу не оставалось ничего другого как последовать за ними следом, хотя в глубине души он был уверен, что они об этом еще очень пожалеют (впрочем, Фил был известным пессимистом).

Решение Освальда было простым: совместить доброе дело и собственные дела. А потому рано утро последовавшим за принятием этого решения Освальд погрузил на телегу разноцветные ткани, которыми торговал за пределами города (что поделать город почти весь состоял из торговцев, а потому покупателей часто приходилось искать за его пределами), а сверху на ткани залегли Оксидан и Лоре. Лошадь была оставлена в конюшне Освальда, пообещавшего о ней заботиться и кормить, а Коша, все еще в образе собаки (хотя в это даже слепой не поверил бы) был привязан к телеге и присыпан сверху шерстью оставшейся у хозяев с прошлой торговли. И после недолгого, но теплого и запасливого прощания с хозяйкой, телега тронулась в путь и вскоре без всяких задержек покинула пределы города, направившись на встречу солнцу. Стражники, только сменившие ночную смену, сами немного сонные и хорошо знающие Освальда, пропустили его, не проверяя телегу (в ворохе тканей которой сладко сопели два героя) и не предавая значения недавнему указу задерживать всех девушек и парней, покидающих город до выяснения личности. Из‑за указа этого, изданного накануне, уже пострадало несколько человек, просидев в караульном помещении почти полдня, пока их не осмотрел вновь назначенный военный глава города от командора Страга. А объяснялось все очень просто. Не добившись от повелителя Сорея ни ответов на свои вопросы, ни согласия приказать своим войскам прекратить сопротивление и открыть ворота столицы, посланцы командора Страга, а затем и сам командор, решили воспользоваться той самой девушкой, которую Сорей почему‑то очень хотел увидеть, надеясь добиться от него хоть чего‑нибудь (впрочем, Страг, как человек военный, не сильно верил в эту возможность), но девушка к этому моменту уже исчезла (как вы помните, никто не караулил Лоре, когда она вышла из тюрьмы, чем и воспользовался Оксидан), и теперь ее приказано было найти. В тот момент, когда указ зачитывали городским стражникам Лоре и Оксидан сладко спали, а Освальд, если и слышал о чем‑то, то не придал этому значения. Торговому люду, в общем‑то, было все равно кто ими правил, пока ему не мешали торговать, о чем прекрасно знал повелитель Сорей, но начинал забывать командор Страг. А в результате Лоре, Оксидан, Фил и Коша оказались возле леса, пытаясь решить, куда и как идти дальше. В болота никому не хотелось, а другого пути никто не знал. По лесу шли молча. Фил время от времени улетал вперед проверить не петляют ли они кругами, да разведать дорогу, Оксидан что‑то ворчал себе под нос, утомленный долгим бегом Коша плелся, высунув язык, а Лоре молчала, потому что разговаривать было не с кем. К тому же она натерла себе мозоли в новых башмаках, одолженных ей младшим сыном Освальда взамен ее старых забытых в лекарской палатке, и настроение у нее было совсем грустное. Она смотрела на лес, еще совсем недавно беспокойный и молодой. Лес, в котором молоденькие деревья беспокойно бегали с места на место в поисках лучшей доли, путая им следы, а теперь остепенившийся, осевший, растущий вверх и вширь. Нет, конечно же, лес не стал от этого хуже, даже наоборот, он стал пригодным для жизни и мог бы спрятать незадачливых беглецов от глаз и рук вездесущей стражи, как сделал это другой лес, но он стал неизменным, и это расстраивало. Впрочем, обретение этой неизменности было неизбежным, Лоре знала об этом, знала, что рано или поздно к стабильности приходят все. И, наверное, беспокойный лесной кочевой народ, живущий в их доме, однажды тоже перестанет кочевать из зимы в лето и обратно и навсегда останется жить в лесу. Разве что светящиеся ежики не уйдут, потому что светящимся ежикам жить в лесу трудно, да лисье семейство может остаться, ну может еще белки…