Меган Уолен Тернер - Царь Аттолии (ЛП)

— Вот почему он не хочет, чтобы царица узнала.

Никто не возразил. Все сосредоточились на уборке, потом посовещались насчет ремонта стен и кровати и, наконец, в самых дипломатичных выражениях обсудили официальную версию истерики царя, которую они смогут представить на рассмотрение общественности.

Задыхаясь, Костис бежал верх по лестнице мимо последней мерцающей на стене лампы к выходу на крышу. Арис ждал его на верхней площадке. За его спиной высились темные силуэты башен внутреннего дворца. Перед ними расстилался спящий город с редкими огнями на темных улицах, далекой гаванью и освещенными приглушенным светом кораблями, отраженными черной глубиной моря. Костис вздрогнул. Ночной воздух был прохладен, и он с удивлением вспомнил, каким потным был посланник Аристогетона, постучавший к нему в дверь и разбудивший его в начале часа собаки.

— Что случилось? — спросил он, недовольный, что его вытащили из теплой постели без объяснения причин. — Твой курьер ничего не сказал.

— Тсс, — сказал Арис и указал в сторону наружной стены.

Глаза Костиса еще не привыкли к темноте после освещенного нижнего двора, и он видел только смутный силуэт, темнеющий на фоне звездного неба.

— Нет… — прошептал Костис.

— Царь. Да, это он, — ответил Арис.

— Он же стоит на зубце…

Костис много раз патрулировал эту стену и отлично знал эти зубцы. Она поднимались на два фута над парапетом и были фута в три длиной, суживаясь до острого гребня вверху. Пока он смотрел, царь побалансировал на одном зубце, а потом перепрыгнул на следующий.

Костис открыл было рот, чтобы сказать: «Почему никто не скажет ему спуститься вниз?», но тут же понял, зачем Арис вытащил его из-под одеяла.

— Нет, — твердо сказал он. — Только не я.

— Костис, пожалуйста.

— Где его чертовы слуги? — прошипел Костис.

— Мы здесь, — сказал Ион.

Костис повернулся и увидел несколько человек, стоящих в темноте. Они не слишком были расположены к Костису, когда он состоял при царе. Однажды они уже дали понять, что комната для придворных не предназначена для него, простого солдата, а теперь они хотели, чтобы он, именно он, стащил царя со стены, пока тот не свалился вниз и не переломал себе все кости.

— Идите к черту, — сказал Костис.

Он повернулся к лестнице.

— Костис, пожалуйста, — попросил Арис.

— Это не мое дело, — заявил Костис. — Кроме того, он наверняка проделывал подобные фокусы у себя дома.

— Может, и делал, но не с бурдюком вина в руках, — решительно возразил Ион.

Теперь Костис мог разглядеть, как покачнулся бурдюк, когда царь перескочил на следующий зубец.

— Это не мое дело, — так же решительно настаивал Костис.

— Это мое дело, — сказал Арис, ловя его за руку. — Я на часах. Если он упадет, меня обязательно повесят. Прошу тебя.

Костис молчал.

— А нас повесят рядом с ним, — сказал Иларион. — Я знаю, почему ты не хочешь нам помочь. Конечно, ты ничем нам не обязан, но, клянусь, честное слово, Костис, назови свою цену, и мы заплатим, если тебе удастся снять его с этой проклятой стены.

Костис медленно приблизился, стараясь двигаться очень плавно. Он ни за что не хотел бы испугать царя.

— А, Костис, — сказал Евгенидис, не оборачиваясь, — я должен был догадаться, что они вытащат тебя из постели. Прошу прощения.

Он развернулся и слегка качнулся, отчего сердце в груди Костиса подскочило к самому горлу.

Прогулочным шагом с бурдюком, раскачивающимся на ремешке у него на шее, царь шел по ребру зубца. Костис шел по крыше рядом с ним.

— Ваше Величество, пожалуйста, спуститесь, — поспешно произнес Костис. Царь почти дошел до конца ребра, и гвардеец боялся, что случится, когда он достигнет края.

— Почему, Костис? Я не собираюсь падать.

— Вы пьяны.

— Не так, чтобы очень, — возразил царь. — Лови.

Он бросил бурдюк Костису, который поймал его и в ужасе стиснул, когда царь вдруг перевернулся на голову и балансировал ногами в воздухе, стоя на одной руке.

— Боже мой, — прошептал Костис.

— Боже мой, — весело подхватил царь. — Какого бога следует призывать в подобном случае? В конце концов, твоим богом, вероятно, будет Мирас, бог света, стрел и всего такого прочего, в то время как моим богом остается бог ловкости, покровитель воров, каковым я формально уже не являюсь. — царь встал на ноги. — Может быть, мне не стоит испытывать мою удачу, — сказал он.

— Пожалуйста, не надо, — слабо сказал Костис. — Ваш бог может обидеться.