Робин Мак-Кинли - Проклятие феи

Сабля просвистела мимо ее уха, когда человек повернулся и наклонился к ней. Она вздрогнула. Незнакомец оказался не только босым, но и лысым, а его кожа насыщенным, сияющим коричневато-серым оттенком напоминала сырую глину. Человек опустил взгляд на Катриону и, хотя он так и не перестал хмуриться, теперь выглядел скорее озадаченным, чем сердитым. «Я никто, никто и ниоткуда, из той самой Двуколки», – хотелось сказать Катрионе, поскольку его взгляд как будто пытался превратить ее в кого-то, но язык у нее пристал к нёбу. Человек выпрямился, перевел взгляд с нее на помост, затем еще выше, – казалось, он смотрит на колыбель. Девушка ожидала, что теперь он ее оставит, и уже собиралась было глубоко вздохнуть от облегчения.

Но вдох словно застрял у нее в горле, когда внезапным, порывистым движением он что-то сдернул с себя через голову и снова наклонился к ней. Он протянул Катрионе это что-то и, когда она подняла взгляд, повесил ей на шею. Хотя неизвестная вещь буквально парила в воздухе, как будто ее сделали из паутинки, Катриона сразу же ощутила ее тяжесть, а осторожно коснувшись подвески, ощутила на коже отчасти волнующее, отчасти раздражающее гудение магии.

«Надо же, – подумала она. – Это не какой-нибудь пустячный амулет, позволяющий спать на деревьях или вовремя занять свое место в очереди».

В ушах Катрионы тоже стоял гул: талисман не предназначался ей, она была для него слишком мала и терялась в том большем пространстве, к которому он привык. Она ощупала его, настороженно, ошеломленно, беспомощно, радуясь тому, что сидит на земле. А до этого она даже не замечала мерцания магии за ограждением, – конечно, без нее было не обойтись. В подобной толпе никогда не знаешь… И все же это были сильные чары, очень сильные… Чего они ждали?

Гул начал стихать, и тут человек заговорил.

– Носи его, дитя, и оставайся на месте, – посоветовал он ей, – он тебя охранит.

– Но… – начала она, все еще слегка ошеломленная.

Человек уже отворачивался от нее – сабля мелькнула перед ее глазами. Катриона протянула руку и схватила его за щиколотку, ударившись головой о плоскую сторону клинка. Тот обдал ее кожу холодом, и на миг она увидела… кружево: крохотные изящные отверстия и большие крутые дуги, квадраты, треугольники и фигуры, для которых у нее не находилось названий, сети из тонких, как паучий шелк, нитей и прочных канатов, слой за слоем, словно бесконечное число покровов… Скоро она затеряется среди них… Ей на голову легла мужская ладонь, помогая выпрямиться и прогнать прочь смятение.

– Прости, малышка. Эсква опасен без ножен, но сегодня я и хотел, чтобы он был опасен. И я предпочитаю, чтобы он связывал, а не резал. Если моя догадка ошибочна, завтра будет проще все исправить. Но Эскве не нравится связывать: он говорит, что это не его работа, и делается вспыльчив.

Она помотала головой, пытаясь прийти в себя, и потянула с шеи шнурок талисмана, пока тот не впился в кожу, будто говоря: «Здесь. Здесь мое место. Вот где я».

– Я знаю… как действует волшебство, – неуверенно сообщила Катриона. – Моя тетя – фея. Должен быть… обмен.

Почему-то при этих ее словах он рассмеялся.

Она не могла отказаться от такого щедрого подарка, но как следует поступать в подобных случаях? Для основных отдарков существовали правила: соль за спасение жизни, вино за благополучную помощь при рождении… Если не было соли, вы лизали тыльную сторону ладони, если не было вина, протягивали пустую чашку, если не было чашки, ее заменяли сложенные горстью ладони. Катриона не знала, как подобающим образом отдарить незнакомца, повесившего ей на шею сокровище, если под рукой нет другого сокровища. Она пошарила в потайном кармашке юбки в поисках чего-нибудь, что могла бы предложить незнакомцу: дарить ему один из пустяковых амулетов казалось неприличным. К тому же Эсква ее пугал.

Ладонь сомкнулась на деревянной цапле Бардера. Катрионе страшно не хотелось расставаться с подвеской, но именно это нежелание делало отдарок не таким жалким. Она протянула резную безделку. Человек с торжественным видом принял ее, рассмотрел и улыбнулся. От этой улыбки даже Эсква показался девушке не таким страшным.

– Думаю, ты права, дитя, – заключил незнакомец. – Между нами должен состояться некий обмен. Нагильбран все время твердит, что я чересчур легкомыслен. А за эту прихоть он назвал бы меня крайне легкомысленным, – добавил он, свободной рукой коснувшись того места, где прежде висел талисман. – Это очень красивая вещь, и человек, который ее сделал, любит тебя такой любовью, какую не улучшить никаким волшебством. Я не стану отнимать ее у тебя. Послушай, дитя. Я одолжу тебе ожерелье. Я вернусь за ним, когда ты перестанешь в нем нуждаться. Возможно, завтра, когда займусь исправлением своих ложных догадок. А пока спасибо тебе за то, что одолжила мне подвеску.