— Мы видели, что в тебя стреляли, — извиняющимся тоном проговорила Корделия. — И решили, что ты погиб. Прости. Мы ничего не могли для тебя сделать.
Грэм только кивнул, неотрывно глядя на Ванду.
— Кроме того, начальник стражи рассказал нам о тебе… многое. Ив был в ярости и убил бы тебя на месте, попадись ты ему…
— Да? — вздрогнул Грэм. — И что же он рассказал?
— Помимо прочего, он назвал твое полное имя, — сказала Корделия, с любопытством на него глядя. — Твой отец — князь Морган Соло из Ваандерхельма?..
Грэм немного помолчал, прежде чем ответить. Собственно, отнекиваться было ни к чему.
— Да. Я его бастард.
— Князь так и не признал тебя?
— Признал… незадолго до смерти.
— Так значит, ты наследник его поместья и состояния? — с непонятным оживлением воскликнула Ванда. — Я знаю, что князь был очень богат!
— О нет! Ванда, ну какой из меня князь? Посмотри на меня. Княжество идет мне, как корове седло. Я и из замка-то сбежал не куда-нибудь, а на большую дорогу.
— На большую дорогу?.. — приподняла брови Корделия.
— Разве в Акирне вам не сказали, за что я попал на каторгу?
Корделия и Оге дружно покачали головами. Ванда, которая знала про клеймо, но не знала подробностей, смотрела на него, закусив губы, со странным выражением в глазах.
— За разбой на большой дороге.
— Ой-ой! — выдохнул Оге, испуганно округлив глаза.
— Это было давно. Почти десять лет назад. Впрочем, конечно, это не оправдание… Я был пустоголовый мальчишка, и даже каторга, как видите, не вправила мне могзи, — усмехнулся Грэм. — Там я провел два года, а потом сбежал, поняв, что не дотяну даже до двадцатилетия. Сбежал… и принялся за старое.
— И все же ты — наследник рода Соло, — гнула свое Ванда с непонятным упорством. — Титул и земли отца по праву принадлежат тебе! Ведь король Калаан не лишал тебя княжеского звания?
— Насколько я знаю, нет.
— Значит, ты мог бы, вернувшись, начать все заново!
— Не мог бы. Да и ни к чему.
— Разве ты не хотел бы получить все, что причитается тебе по праву рождения?! — не отставала Ванда.
— Да ничего мне не причитается! — потерял терпение Грэм. — То, что отец вообще узнал обо мне — глупая случайность, и лучше бы он оставался в неведении! Если бы мы не встретились, он был бы жив! И довольно об этом! Тут нечего обсуждать.
Как всегда, когда заходила речь об отце, он терял самообладание. Он никогда не переставал винить себя в смерти князя, но в такие минуты чувство вины становилось нестерпимым; а Ванда, как нарочно, растравляла старую рану.
Корделия успокаивающим жестом положила ладонь на его руку.
— Извини. Я понимаю, ты не хочешь об этом говорить. Тогда, быть можешь, поведаешь, как тебе удалось уйти от преследования?
— Пожалуй, — буркнул Грэм.
Он коротко рассказал медейцам историю своего побега из Акирны, немного ее, впрочем, изменив. Так, из повествования полностью исчезла фигура Эмиля Даниса; роль спасительницы полностью перешла к Илис. Грэм сам не понимал, почему ему так не хочется говорить о покровителе Илис; его личность возбуждала в нем непонятное, но очень сильное чувство тревоги, и ему не хотелось поселить ту же тревогу в сердцах остальных. Что-то с Данисом было не так. Очень не так.
Теперь оставалось только выяснить, кто же надоумил медейцев укрыться в крестьянском сарае; а так же — куда все-таки уехал Ив. И можно было отправляться на боковую; только сейчас Грэм осознал, насколько устал за эту неделю, пока пытался догнать медейцев. Кроме того, к вечеру, как все последние дни, его начало знобить, а к ночи не миновать было лихорадки.
С Ивом он не ошибся — тот и впрямь уехал к форту, чтобы встретиться с Клингманном. Со своей отнюдь не северной внешностью и гортанным южным выговором рисковал он страшно, но кроме него, поехать было некому, не Оге же посылать!.. Обратно его ждали не раньше завтрашнего дня.
Что до второго вопроса — медейцы так и не смогли вспомнить, кому первому пришло в голову попроситься пожить в сарае у деда-касотца. Под их бурное обсуждение Грэм и уснул, как в черную яму провалился, не успел даже плащ снять.
Среди ночи его растолкала Ванда. Сначала он не понял, кто это; даже не сразу вспомнил, где он — и рука сразу, сама, потянулась к мечу; но перед лицом качнулись темно-ржавые в тусклом свете фонаря кудри — и он расслабился. Сел, потирая лицо. Голова была тяжела и горела жаром.
— Что случилось, Ванда?
— Тсссс! Нужно поговорить, — зашептала девушка, пододвигаясь к нему.
Читать дальше