Ирина Сербжинская: Тропою волка

Она вздохнула и принялась договариваться о цене. Юнга сообщил, что корабль идет на Северные земли, но сначала зайдет на два дня в Лутаку — большой портовый город на побережье. Румите было совершенно все равно, куда направится судно, лишь бы побыстрее. Она заплатила половину цены, вторую часть пообещала отдать завтра утром, когда поднимется на борт. Помощник капитана, пожилой и немногословный человек, спросил ее имя и пообещал, что место на корабле останется за ней.

На сердце у Румиты стало чуть спокойнее. Она медленно шла по узкой улице, раздумывая о ночлеге. Постоялые дворы девушка обходила стороной: если норлоки доберутся до города, обшарят их в первую очередь. Поразмыслив, она забрела на маленький базар. Покупателей уже почти не было, и торговцы неторопливо убирали под навесы спелые фрукты, местные и диковинные, привезенные морем. В другое время Румита поглазела бы на заморские плоды: некоторые из них она видела в первый раз, но сейчас ей было не до этого. Болтая с торговкой, она принялась выбирать яблоки, перебирала их в плетеной коробке так привередливо, словно и в самом деле собиралась покупать. Торговка, толстая, с румянцем во всю щеку, добродушно поинтересовалась, уж не из Доршаты ли приехала девушка? Румита насторожилась, но женщина, завязывая коробки с персиками, пояснила, что догадалась об этом по выговору: ее муж был уроженцем Доршаты. Румита рассказала несколько последних новостей, потом выждала момент и поинтересовалась, где можно переночевать девушке за небольшую плату. Торговка охотно пригласила ее к себе, и девушка вздохнула с облегчением: ее незатейливый план замечательно удался. Она отошла в сторону и принялась дожидаться, пока мальчишка-помощник под присмотром фруктовщицы закончит раскладывать по корзинам нераспроданный товар: румяные абрикосы, рыхлые медовые груши и алые гранаты. Румита крутила в руках яблоко, которым угостила ее торговка и размышляла: «Если и эту ночь доведется пережить, то можно считать, что я родилась под счастливой звездой». Но не успела она подумать об этом, как сзади потянуло холодком по спине, словно сквозняком из открытой двери. Медленно, замирая от страха, Румита обернулась и увидела кулак, летящий прямо в лицо. Искры вспыхнули перед глазами фейерверком вместе с обжигающей болью, рот мгновенно заполнился кровью. И последняя мысль мелькнула в угасающем сознании: «Нашли все-таки...»

Одно Румита поняла для себя очень хорошо: бояться и умирать от страха можно до какой-то определенной черты. Потом человеку становится не то чтоб не страшно, а как-то уже все равно.

Страх, который жил в ее сердце, перегорел. Больше всего хотелось, чтобы все это закончилось как можно быстрее. Неважно, если даже смертью: в конце концов, мертвые никого не боятся, даже норлоков. И ей тоже никто не был бы страшен, даже тот, кто стоял сейчас посреди комнаты и разглядывал ее холодными серыми глазами. И в глазах этих — мороз зимнего пасмурного утра. Все ее знакомые: и братец Мелфин, и дружок его Бретен — умерли бы от страха еще на пороге этой комнаты, а она, Румита, до сих пор еще была жива.

— Это ты — гадалка?

Она слабо кивнула: при каждом движении голова начинала болеть так, что, казалось, вот-вот разлетится на мелкие осколки. Перед глазами плавали черные мухи, и Сульг, Великий норлок, стоял перед ней словно в тумане. Румита видела темные волосы, разглядела на левой скуле росчерк черной туши, такой, как у всех его «волков», потом наткнулась на чужой взгляд и торопливо отвела глаза.

На спинке кресла сидел пестрый сокол, наклонив голову набок, искоса желтыми глазами поглядывал на девушку. Хозяин сокола тоже разглядывал ее пристально, но без особого интереса, и Румита чуть поежилась: поняла, что норлок ищет следы магии.

— Кости при тебе?

Разбитые, опухшие губы гадалки шевельнулись.

— Доставай.

Последние два дня отучили Румиту удивляться. Она медленно полезла за пазуху — каждое движение отзывалось в избитом теле болью, — осторожно достала бархатный мешочек и попыталась развязать. Опухшие пальцы подчинялись плохо, и гадалка растянула крученый шнур мешочка зубами, запачкав бархат кровью. Она вытряхнула на ладонь белые кубики с черными точками, вспомнила, что хотела выбросить их в море, да не успела. Торопилась убежать из Доршаты, хотя в глубине души разве не знала совершенно точно, что от «волков» не убежишь, не скроешься?

Великий норлок поглядел на кости, потом снова на Румиту: