Бронислава Вонсович - Искусство охоты на благородную дичь (СИ)

Я в удивлении смотрела на отца. Такое объяснение словам Дитера мне попросту не приходило в голову. И оно было просто чудовищно, немыслимо, отвратительно!

— Но как это может быть? — недоверчиво спросила я. — Вы же никого не убивали. Я не поверю, чтобы у мамы рука поднялась на подобное.

— А в мою руку, значит, поверишь? — усмехнулся он. — А ведь маме тоже приходилось убивать, защищаясь, когда мы из Степи выходили. Правда, это было один-единственный раз, и она ужасно не любит об этом вспоминать. Но к смерти Веделя мы не имеем отношения. Он погиб сам, по собственной глупости. И скажу тебе честно, если бы он был жив, когда я пришел за мамой, я бы убил его сам. И не испытывал бы после этого ни малейших угрызений совести. Это самое меньшее, что он заслужил после всего, что сделал. А ведь я действительно считал его своим другом. И для твоей мамы преображение прекрасного парня Веделя в законченную сволочь оказалось ударом. Подумай, ты хочешь ввести в нашу семью не просто родственника преступника, а человека, даже внешне на него похожего. Для мамы это будет серьезным потрясением.

— Но ведь Дитер не виноват в том, что сделал его дядя?

— Не виноват, — согласился папа. — Но он воспитан в той же семье. Возможно, и теми же людьми. И в ненависти к нам. Его мать будет ненавидеть не только нас с мамой, но и тебя. Подумай об этом.

— Дитер говорил, что они хотят получить доступ к делу, — вспомнила я. — Возможно, это убедило бы их семью в вашей невиновности.

— Я могу в этом поспособствовать, — немного подумав, сказал папа. — Но я не стал бы на твоем месте на это надеяться. Возможно, что они решат, что все это подтасовано нами же… И знаешь, что еще… Ты слишком молода, чтобы это чувство могло считаться серьезным.

— Я ненамного младше, чем была мама, когда тебя встретила, — возразила я.

— Когда мы встретились с твоей мамой, она была влюблена в другого, — огорошил меня отец. — И ни в какую не хотела поддаваться моему обаянию. И потом, ты сама не уверена в том, что на твое отношение к этому парню не повлияла твоя соседка. Я не буду просить тебя с ним не встречаться, в этом случае с тебя станется проявить никому не нужное упрямство и быстро побежать с ним в храм. Я просто хочу попросить, чтобы ты не торопилась. Чтобы подумала.

— Хорошо, я подумаю, — нетерпеливо сказала я. — А ты действительно можешь помочь с этим делом?

— Действительно, — папа вздохнул и погладил меня по голове. — Все же я не последний человек в армии.

Засыпала я с мыслью, что все теперь непременно хорошо будет. Ведь еще никогда не было такого, с чем бы папа не справился. А все почему? Потому что рядом с ним — мама, а не какая-то чужая женщина. Потому что, когда находишь родного человека, то все жизненные тяготы перестают ими быть…

К обеду меня из лечебницы отпустили. Целитель долго и вдумчиво вглядывался, но так и не нашел, к чему можно придраться, чтобы оставить меня еще хоть ненадолго. Из дворца прислали корзинку с едой и защитный артефакт, теперь — в виде тоненького неприметного колечка. В записке Эвальд указал, что некоторые шпионы отличаются повышенной тупостью и не сразу поверят в то, что я больше не его невеста, а ему очень не хочется, чтобы я опять пострадала. К тому же, он не переставал надеяться, что я передумаю, а в этом случае он желал бы вести в храм девушку без видимых повреждений. В чем-то я его даже понимала — мне не хотелось иметь ни видимых, ни невидимых повреждений, так что артефакт я посчитала компенсацией за вред, причиненный недавним покушением, и надела сразу же. Папа еще рассказал, что тетя Эльза горит желанием выбить мне пожизненные выплаты из казны, как лицу, пострадавшему за интересы короны, даже весь ее пиетет перед представителями монархического семейства куда-то делся. Она совсем не поверила, что помолвка была расторгнута по моему желанию, уверяла, что мы с папой говорим это под нажимом спецслужб, и продолжала возмущаться бессовестностью и вероломством Эвальда. Причем, винила она во всем случившемся почему-то Дитера, свято следуя единожды высказанному тезису «Все Дитеры — зло».

— Не связались бы вы с Берти с этим проходимцем, — говорила она мне на прощание, — ничего бы такого и не произошло. Но ты не переживай, Эрика, целитель сказал, что покушение особого вреда твоему здоровью не нанесло, так я постараюсь, чтобы Эвальд к тебе вернулся.

Я испуганно уговаривала тетю этого не делать, но не преуспела, и ушла она, строя всевозможные планы по возвращению мне принца. Папа хмуро пообещал с ней поговорить и тоже ушел — выполнять мою просьбу, чтобы семье Дитера показали все же дело его дяди. А я осталась одна в комнате, где не так давно очень весело жила в компании Катарины. Все ее вещи были убраны, но, казалось, еще что-то незримое витало в воздухе, напоминая о бывшей подруге. На моей кровати почистили покрывало и подушку, которые были залиты кофе во время нашей борьбы. Теперь на них не осталось ни малейшего пятнышка. Но запах, горьковатый запах кофе, преследовал меня, где бы я ни была, и вызывал чувство беспомощности и паники. Пить его, наверно, я не смогу больше никогда. Да и находиться тут мне было просто тяжело — казалось, комната на меня давила, все хорошие воспоминания в ней были похоронены последним событием. Мне было страшно. Я какое-то время пыталась бороться с этим недостойным чувством, а потом подумала, что ведь ничего ужасного не случится, если я схожу к иноре Пфафф и попрошу меня переселить. Бороться со своими страхами можно и в другом месте — главное ведь результат. Здесь я не уверена даже, что смогу одна заснуть. А если я не высплюсь, то о какой борьбе вообще можно вести речь?