Алана Инош - Гроза

Жемчужинки-песни, стуча друг о друга, жались к сердцу, и Люба грела их ладонью, маленьких и беззащитных. Было светло, колко, радостно – невыносимо радостно, до слёз.

– Это правда? Ты правда так думаешь?

– Правда. – Валерия сделала глоток обжигающего чая с коньяком, и в её взгляде проступила больная, как лучик осеннего солнца, ласка.

Люба несла боль этой встречи в себе медленно и осторожно, будто боялась расплескать сердце. Дорога вдоль забора тянулась тяжёлой, серой лентой, негнущиеся ноги деревянными ходулями скрипели по щебёнке. Мама в белом платке разводила в опрыскивателе средство от вредителей: на чёрной смородине она обнаружила тлю и клещей.

– Что-то ты ушла с водой и пропала, – сказала она. – Что вы там делали-то так долго?

– Да так… Чай пили. – Голос звучал плоско и обыденно, теряясь в солнечном пространстве между яблоневых крон, и было очень больно смотреть в синеоблачную даль – туда, где собиралась грозовая прохлада.

На пороге домика показалась бабушка.

– Любаш, а ты не спрашивала – гитару-то Лере не надо?

Люба пожала плечами – тоже онемевшими, плохо слушающимися.

– Не знаю. У неё, наверно, своя есть, новая. Зачем ей старая дедушкина?

– Спрос – не грех, за него в морду не дадут, – сказала бабушка. – Может, возьмёт, раз она играет? А то чего инструменту зря валяться, пыль собирать…

Плакали листья ивы за окном, плакали лужи, отражая серое небо, крыши домов истекали слезами, а водосточным трубам было плохо. Их рвало водой.

– Сорокина, ты где загуляла? – беспокоилась по телефону Оксана. – Любовь-морковь – это хорошо, но сама знаешь, кто такой Звягинцев… Удод, хохлатая птица степей. У него, если хоть одну лекцию пропустишь – всё, зачёт автоматом не поставит. Тем более, зачётная неделя уже на носу. Ты каким местом думаешь?

– Да так, что-то хреново мне, голова болит. – Люба перебирала веб-страницы по поисковому запросу «дыхательные упражнения при болях в сердце».

– Пить меньше надо, детка, – ожидаемо съязвила Оксана. – Печень – не резиновая.

Похоже, «разбитое сердце» было не только образным выражением, и Люба испытала это на своей шкуре. Выйдя утром в упругую пелену дождя, она направилась, как обычно, на остановку автобуса, чтобы поехать на занятия, но на полпути застыла с открытым ртом: грудь словно пронзил яркий, как молния, кинжал боли. Дома боль отступила, но слабость и тягучая тоска под рёбрами сохранялись и сейчас. На пары Люба решила не ходить.

– Пошёл в жопу этот Звягинцев. – Голос её тоже казался серым, дождливым, глухим, как далёкий рокот машин на улице. – Не поставит «автомат» – значит, буду сдавать, как обычно. Плевать уже, если честно.

– Так… Колись, что у тебя там опять стряслось? – сразу насторожилась подруга. – Неужели прошла любовь, завяли помидоры?

Люба набрала воздуха в грудь для тяжкого вздоха и тут же испуганно замерла: не кольнёт ли опять? Не кольнуло, и она осторожно, медленно выдохнула. Сухо, коротко она пересказала суть их с Валерией разговора.

– Ну что… В принципе, правильно она всё сказала.

Голос Оксаны прозвучал до обидного буднично и житейски-спокойно. Ей-то что? Не у неё ведь сердце от боли заклинивало.

– То есть, ты считаешь, что надо плюнуть и растереть? И поставить крест? – Горький ком мешал говорить, разбухая в горле и застилая глаза солёной плывущей плёнкой.

Трубка глубоко вздохнула.

– Что ж… Судя по великой тяжести слёз, кои дрожат в твоём голосе горестным вибрато, тебе нужна психотерапия. Ну, приходи, чо.

Невольная улыбка растянулась на лице Любы от витиеватой фразы подруги-писательницы. Однако на часах было только полпервого, а занятия сегодня заканчивались в полчетвёртого. Отсюда вытекал закономерный вопрос:

– А ты-то сама чего не на парах?

– Я только на Звягинцева сходила, – ответила Оксана. – Его реально пропускать нельзя, я у него «автомат» хочу. Зачёт хрен сдашь: мучить будет, кóзел велкопоповицкий. На его парах отсидела, а остальное – по барабану.

– Деловая ты, – хмыкнула Люба.

В автобусе она потихоньку выполняла дыхательные упражнения, которые успела вычитать в интернете. Серебристо-серая занавесь дождя струилась по стеклу, густая хмарь туч тяжело давила на глаза и мозг – катастрофически не хватало света. Холодные пальцы сырости сразу пробрались под толстовку, едва девушка соскочила с подножки на мокрый тротуар. В груди немного ёкнуло… Не мешало бы сбавить обороты, но всё время носить себя, будто хрустальную вазу, было сложно.