Юлия Набокова - VIP значит вампир. (Трилогия)

— Спасибо, Крис, — от души поблагодарил Вацлав. — Ты нас здорово выручил.

— Да чего уж там! — Польщенный похвалой, Крис весело засвистел. И я вдруг подумала, что Крис в лепешку расшибется, но поможет Вацлаву. Потому что тот в прошлом сделал для него нечто гораздо большее, чего не измеришь приглашениями на закрытую вечеринку.

— Командировочная квартира сейчас свободна? — спросил Вацлав.

— Там сейчас ремонт. Остановитесь у меня — и возражения не принимаются! Я живу в Мидтауне [10] Часть Манхэттена от 34–й улицы до начала Центрального парка, где находятся символы Нью–Йорка — Эмпайр–Стейт–Билдинг, Таймс–сквер и Рокфеллер–центр. — до Эмпайр–Стейт–Билдинг рукой подать.

— Не хотелось бы тебя затруднять. — Вацлав бросил взгляд в зеркало на меня. — Мы можем остановиться в отеле.

— Вот еще придумал! — с возмущением возразил Крис. — Сто лет не виделись, и ты еще от меня в отеле хочешь спрятаться? — Он подмигнул мне в зеркало, словно в поисках поддержки. — И потом, селить вас в отель уже некогда — до начала вечеринки три часа. Если приедем пораньше, то у вас будет немного свободного времени. Захотите — отдохнете, захотите — погуляете по городу.

Но ни отдохнуть, ни погулять не получилось. На Бродвее мы застряли в чудовищной пробке, и Крис, видя, как я прилипла к окну, рассматривая легендарную улицу, обернулся ко мне:

— Ты ведь впервые в Нью–Йорке, Жанна? Вацлав, идите прогуляйтесь. Идите–идите. Чего в машине сидеть? Встретимся вон за тем светофором. — Он указал на перекресток впереди. — Минут двадцать у вас есть.

Меня не надо было долго уговаривать. Я выпорхнула на тротуар и задрала голову, пытаясь разглядеть крыши небоскребов, окутанные звездным небом. Вот это высота! Мне вспомнился фильм «Пятый элемент», в котором Брюс Уиллис летал по воздуху в городе будущего между таких же высоких домов, образовывавших длинные узкие коридоры, которым не было ни конца ни края. Думаю, многие ньюйоркцы, застрявшие в этот час в пробке на Манхэттене, не отказались бы пересесть в летающие машины.

Улица, куда ни глянь, была забита желто–черным потоком автомобилей. Стеклянные фасады высоток горели тысячами окон–светлячков, на фасадах переливались неоновой радугой рекламные щиты, на тротуарах было не протолкнуться от прохожих. Все куда–то спешили, торопились, опаздывали. Я с невольной завистью проводила взглядом хорошенькую рыжеволосую девушку, увешанную фирменными пакетами Prada и Barneys [11] Известный нью–йоркский универмаг. . Конечно, мы в Нью–Йорке по делу, но, надеюсь, когда мы закончим с Пандорой, у меня будет хотя бы один вечер для большого шопинга на Пятой авеню. Делу время, шопингу — вся жизнь. Тем более что фотографию этой улицы я еще прошлым летом сделала обоями на своем компьютере. И вот теперь до мечты — рукой подать!

— «Асфальт — стекло. Иду и звеню. Леса и травинки — сбриты. На север с юга идут авеню, на запад с востока — стриты», — внезапно продекламировал Вацлав, беря меня за руку и увлекая вперед по улице.

Я с удивлением взглянула на него:

— Твои стихи?

Он ухмыльнулся.

— Спасибо за комплимент. Но это Маяковский.

— Мне больше нравится Блок, — не смутилась я. — Но стихи неплохие. Как там дальше?

— «А между — (куда их строитель завез!) — дома невозможной длины. Одни дома длиной до звезд, другие — длиной до луны…» Это из стихотворения «Бродвей», — после паузы добавил Вацлав, — оно написано в тысяча девятьсот двадцать пятом году во время поездки Маяковского в Америку. А ведь правда, с тех пор здесь ничего не изменилось?

Действительно, прошло больше восьмидесяти лет, а небоскребы не стали короче и по–прежнему достают крышей до самых звезд. Как вон та высотка, возвышающаяся над всеми остальными и похожая на остро отточенный карандаш. Ее узкий длинный фасад, весь в желтых окошках–светлячках, сужался кверху и заканчивался высоким шпилем с красным огоньком–звездочкой. Верхние этажи были подсвечены синими и красными полосами, и от избытка красного мне сделалось не по себе — показалось, что фасад испачкан кровью.

— Вон то здание, которое нам нужно, — указал на высотку Вацлав, и чувство тревоги усилилось.

— Сколько же в ней этажей? — поразилась я.

— Сто два. Разрушенные башни–близнецы были выше, но сейчас это самое высокое здание Нью–Йорка.

Вдобавок оно показалось мне знакомым, как будто я его видела в кино.

— А что в нем находится? — заинтересовалась я.