Нил Шустерман - Жнец-2. Испытание

– Я слышала вас, – сказала Ситра. – Но мне трудно поверить в то, что вы подвергли жатве всех до одного. Наверняка остались двое или трое, до кого вы еще не добрались. Признайтесь, это так?

Константин посмотрел на Ситру с подозрением.

– К чему вы клоните? – спросил он.

– Есть шанс…

Мгновение Жнец Константин молчал, и только переглянулся со Жнецом Кюри. Наконец, он заговорил:

– Есть трое, кого мы пока не обнаружили. Но мы планируем подвергнуть их жатве, как только найдем.

– Вы не станете убивать их, – сказала Ситра. – Предоставьте это мне. А сами организуйте засаду на тех, кто хочет уничтожить меня.

– Но ведь их целью скорее является Мари.

– Если никто на меня не нападет, вы узнаете об этом наверняка.

Но Жнец Константин все еще сомневался.

– Они почуют ловушку за много миль, – сказал он.

Ситра улыбнулась:

– Вы должны быть умнее, чем они. Или я прошу о слишком многом?

Константин нахмурился, и, увидев его лицо, Жнец Кюри рассмеялась:

– Чтобы посмотреть сейчас на ваше лицо, Константин, не жалко и жизни.

Тот не ответил, продолжая внимательно смотреть на Ситру.

– Если мы их и перехитрим, – сказал он наконец, – это будет рискованно.

Ситра улыбнулась:

– Какой смысл в жизни без риска?

В конце концов Константин нехотя согласился – Ситра станет приманкой в капкане, который он поставит.

– Ну что ж, придется Стое подождать, – сказала Жнец Кюри. – А я так надеялась…

Хотя Ситра подозревала, что Мари воодушевлена их новым планом гораздо больше, чем хотела показать.

Несмотря на то что этот план представлял для нее опасность, Ситра почувствовала немалое облегчение, поскольку дело его реализации хотя бы частично было под ее контролем. Даже «Гипероблако» зарегистрировало снижение уровня напряжения. Хотя оно не могло читать мысли Ситры, но понимало язык тела и точно отслеживало изменения в состоянии биосистем. Оно фиксировало правду и неправду, как высказанную, так и затаенную. А это означало, что «Гипероблако» понимало, насколько искренен Жнец Константин, когда говорил, что не желает Ситре смерти. Но, как и в прочих случаях, когда речь шла о делах сообщества жнецов, «Гипероблако» вынуждено было хранить молчание.

Приходится признать, что я – не единственная сила, обеспечивающая существование мира. То же самое, осуществляя жатву, делает и сообщество жнецов.

При этом жнецы подвергают жатве лишь небольшой процент населения Земли. Задача жнецов сводится не к тому, чтобы остановить рост народонаселения. Они просто слегка тормозят его. Поэтому, если исходить из современных квот, шанс любого из людей подвергнуться жатве равняется десяти процентам на отрезке в следующее тысячелетие. Достаточно низкий процент для того, чтобы жатва занимала в сознании людей далеко не первое место.

И все-таки я предвижу времена, когда рост населения должен быть полностью уравновешен количеством смертей. Нулевой рост. Один умерший на одного рожденного.

Я не собираюсь называть человечеству год, когда это произойдет. Но год этот уже за горизонтом. Даже с постепенным увеличением квот человечество достигнет максимально допустимого размера менее чем через столетие.

Нет нужды тревожить этим обстоятельством самих людей. Какой от этого прок? Только мне суждено нести на своих плечах груз этой неизбежности. И это, по сути, груз всего мира. Надеюсь, что мои виртуальные плечи подобны плечам Атласа, и я выдержу эту ношу.

ЕСЛИ У СИТРЫ и бывали проблемы с трансформацией в Жнеца Анастасию, Грейсон Толливер не испытал никаких неудобств, став Слейдом – такой ник он выбрал себе, став фриком. Его родители как-то сказали, что имя Грейсон они дали ему, прочитав его первым в газете – совершенно в духе всей их легкомысленной и растрепанной жизни.

Но с именем Слейд приходилось считаться.

Через день после встречи с Трэкслером Грейсон выкрасил волосы в цвет, обозначенный в рекламном листке парикмахера как «обсидиановая бездна». Абсолютно черный цвет, аналога которому в живой природе не было – подобно черной дыре, он словно втягивал в себя весь свет, и оттуда, из непостижимой черноты сверкали глубоко посаженные глаза новоиспеченного фрика.

– Стиль двадцать первого века, – прокомментировал свою работу стилист. – Что бы это ни значило.

Кроме того, Грейсон сделал себе металлические подкожные вставки на правом и левом висках – словно отращивал рожки. Рожки выглядели не так агрессивно, как волосы, но все вместе делало Грейсона похожим на пришельца из другого мира, слегка дьявольской наружности.