Кен Маклауд - Ночные проповеди

Фергюсон вышел из трамвая на середине Принсес-стрит, перешел улицу и обнаружил Лодыря, сидящего на ступеньках портика Национальной галереи. Дождь прекратился, но небо по-прежнему застилали облака. Пока инспектор и роп шли к Маунду, небо потемнело, но затем стало светлеть.

– Странно, – заметил Лодырь. – Частичное затмение должно было быть на двадцать секунд длиннее.

– У них наверху проблемы, – сообщил Фергюсон. – Сообщали в новостях.

– Да, – подтвердил Лодырь и, как показалось инспектору, погрузился в размышления, ища информацию в сети. – Именно так. Проблемы. А теперь о ковенантерах…

– Мы будем на месте через две минуты, – предупредил инспектор, начиная подъем.

– Я постараюсь покороче.

К тому времени, как робот окончил рассказ, напарники поднялись наверх и оказались во дворе колледжа. Перед ними возвышалась статуя бородатого мужчины в просторном берете и длинной мантии, поднявшего правую руку, а левой прижавшего к груди книгу.

– Джон Нокс. Ковенантер?

– Нет, – ответил Лодырь. – Он был раньше. Джон Нокс – реформатор.

– А похож на революционера.

– Верно. Он и есть революционер.

Фергюсон хотел картинно пожать плечами, но вспомнил шесть самых неприятных месяцев своей юности – и передернулся по-настоящему.

– Да, у меня и так зуб на это место, – пробормотал он.

– Я договорился с местным начальством, – сообщил робот, явно желая сменить тему разговора. – Пойдем в офис профессора Мазвабо?

– Она уже там? – спросил инспектор, надеявшийся перехватить ее по пути на работу.

– Да.

– Что ж, пошли.

Лодырь повел его – вверх по ступенькам в конце двора, по длинным коридорам и лестницам, вдоль вереницы портретов суровых мужчин в черных одеждах и белых воротниках. Профессорская дверь была закрыта. Фергюсон постучал.

– Войдите!

Мазвабо – строгая стройная женщина немного за тридцать – возилась у чайника, стоявшего на подоконнике.

– Здравствуйте, – сказала она, хмурясь. – Вы кто?

– Детектив-инспектор Адам Фергюсон, полиция Лотиана и Пограничья, – он показал удостоверение. – Доброе утро, профессор.

Она кивнула, отвернулась, налила воды в кружку с растворимым кофе и села за стол. Затем указала инспектору на потертое кресло по другую сторону стола.

– Садитесь, пожалуйста. А этой, э-э… вещи необходимо… э-э…

Профессор не договорила.

– Присесть? – закончил мысль Фергюсон, улыбаясь. – Нет. Ему и так удобно.

– Быть здесь? – закончила мысль профессор.

– Боюсь, что да, мэм.

– Мне неприятно его присутствие.

– Считайте меня записывающим прибором, – предложил Лодырь. – Чем-нибудь вроде камеры на штативе.

Мазвабо отхлебнула кофе, разгладила бумаги на столе. Фергюсон молча наблюдал за этими попытками собраться с духом. Наконец профессор посмотрела на полицейского.

– Итак, инспектор, чем я могу помочь вам?

– Для начала вы могли бы объяснить, почему вы сообщили епископу Сент-Андруса, что ему может грозить опасность.

– А вы могли бы объяснить, почему считаете, что это сделала я?

– Полиция Файфа передала нам то, что им сообщил епископ.

– Вот в чем дело. А я уже заподозрила, что вы прослушиваете телефоны.

– Вовсе нет. Мы можем продолжить? Несколько секунд Мазвабо смотрела в окно, вздохнула, затем снова посмотрела на инспектора.

– Хорошо, продолжим. Вы когда-нибудь слышали о конгрегации Третьего ковенанта?

– Я слышал о ковенантерах. И о двух ковенантах. Разве был третий?

Мазвабо растерялась на мгновение.

– …Знаете, в восемнадцатом веке часть камеронцев и в самом деле подписала… – Затем профессор улыбнулась и махнула рукой. – Да забудьте, это историческая частность. У конгрегации Третьего ковенанта с камеронцами – ничего общего. Это, можно сказать, новое движение. И очень маленькое. Полагаю, это попросту секта. Она считает, что образовавшиеся после Английской революции государства: Британия, Британское содружество и США – особым образом соединены с Богом посредством Национального ковенанта, а также Торжественной лиги и Ковенанта. Британия, Британское содружество и США были и остаются народами, связанными Ковенантом.

Вы, кажется, удивлены, – добавила профессор после паузы.

– Я не совсем понимаю, почему они считают договоры, подписанные в 1630 и 1640-х годах, действительными до сих пор?

– А как считать их недействительными, если их все еще соблюдают?

– Их можно расторгнуть.

– Именно! Они не утрачивают силу сами по себе. И это также относится к договорам с Богом, касающимся людей, которые их заключали, и всех их потомков и преемников.