Александр Бруссуев: Не от мира сего-4

Кое-кто из собравшихся еще помнил отвратительное судилище над Соловьем Дихмантьевым (см также мою книгу "Не от Мира сего 1", примечание автора), но, повинуясь стадному эффекту, был не в силах противиться.

А суд был действительно скор и спор: часть обезумевших от страха стражников, что были замечены на берегу Волхова, приговорили повесить, как собак, а имущество их раздать убиенным во время Великого Крещения. На этом настаивал и князь Владимир, присутствовавший здесь же почетным гостем и поп Богомил, освещающий связь с церковью. Александр на процессе отсутствовал.

Почему-то одним из аргументов, служивших причиной свершившейся резни, посчитали исход из Новгорода волхвов. Типа, они спровоцировали безумие, оставив горожан на произвол судьбы. Стало быть, нужно срочно бежать на Перынь и надругаться там над всеми истуканами, чтобы трусливым жрецам было неповадно народ в смуту вгонять.

Конечно, нашлось несколько быстрых ног, чтобы доставить наиболее горячие головы к святилищу, но там их ждало полное разочарование: ни одного мало-мальски готового для надругания истукана не было. Вообще, все сделалось пусто и грязно той осенней грязью, по которой ходить невозможно, а можно только ездить.

Когда гонщики приехали на пятках обратно к суду, то дело там шло к завершению. На повестке дня остался только один вопрос: кто будет ответствовать перед народом за происшедшие безобразия?

Воробей снова вышел вперед, поклонился престарелым судьям, помахал рукой не престарелым судьям и попросил всеобщего внимания.

- Годы мы жили во тьме заблуждений! - сказал он. - Но едва только вспыхнул яркий и пока еще одинокий луч Истины, как его залили невинной кровью наших соотечественников, готовых открыть свои души для освящения. Мракобесы думают испугать нас, но мне бы хотелось решительно заявить им: никогда! В светлую память погибших сегодня соотечественников, отдавших свои жизни за торжество Крещения именем Господа, мы объединимся вокруг наших духовных отцов. Мы сплотимся для того, чтобы потом вкусить все прелести райского бытия. Наша добродетель - наше послушание, все мы - рабы Божьи!

Слова оратора показались кое-кому странными и непонятными, но тут же в толпе откликнулись люди, состоящие, в основном, из слэйвинской диаспоры:

- Мы - рабы твои!

Однако их никто не торопился поддержать. Разве что Воробей, снова прокричал, воздев руки к небу:

- Кто ответит перед народом? Кто согласится взять на себя ответственность за наше будущее? Кто поведет нас дальше? Кто?

- Я! - вдруг раздался не очень громкий, но решительный голос. Поп Богомил, вставший, было, со своего места, поспешно опустился назад.

- Кто? - по-дурацки осклабившись, переспросил Воробей.

- Добрыша! - из уст в уста полетело слово в толпе. - Добрыша пришел!

Оратор испуганно повернул голову к судьям, словно ища у них поддержки.

- Мы никому говорить не разрешали! - проблеял со своего места самый юный из арбитров. - Не позволительно во время тяжбы голос повышать.

- Что? - взвился другой голос, звенящий от еле сдерживаемой ярости.

- Гляди - Путята здесь же! - снова пронеслось в народе.

- Я судья! - обиделся все тот же вершитель судеб человеческих. Да не просто обиделся, а даже выдвинулся вперед, потеснив заскучавшего Воробья.

- Я тоже, - ответил комендант, схватил оппонента в охапку и бросил его в прочих судей.

- Кончай балаган, - сказал Путята и отряхнул руки, словно обо что-то испачкавшись.

Наступила такая тишина, что стало слышно, как шумит ветер в кустах, да где-то далеко истошным воем голосит какая-то женщина.

Сначала пришли в себя судьи, закряхтели и запыхтели, поднимаясь с настила, сбитые своим коллегой. Потом со всех сторон судебной площадки к Путяте и ступившему к нему Добрыше начали подходить, беря их в кольцо, мрачные типы, одетые, кто во что горазд: некоторые были в монашеских ризах, некоторые в купеческих сермяжках, некоторые под ливов, некоторые под весь.

- Русы! - ахнули в толпе, а Добрыша недобро усмехнулся.

- Ну что, Микита да Преширокие, не забыл еще выучку? - спросил он Путяту.

- А вот сейчас мы с тобой и проверим! - ответил тот и начал засучивать рукава.

- Посторонись, оторва, - отпихнув одного из русов, к двум ливам вышел Скопин Иванович, былой кузнец, ныне работающий на Садка.

- Прими в дружину, - сказал он и покрутил головой от плеча к плечу, разминая шею. - Садко нет в городе, так я за него.

- Думаю, без меня не обойтись, - к ним присоединился Василий Буслаев.