Александр Бруссуев: Не от мира сего-4

"Над землей бушуют травы, облака плывут кудрявы.

И одно, вон то, что справа, это я.

Это я, и нам не надо славы. Мне и тем, плывущим рядом.

Нам бы жить - и вся награда. Но нельзя" (В. Егоров, "Выпускникам 41", примечание автора).

Дамочка взвизгнула и ударила своим коротким, будто разделочным, мечом в грудь рыцаря. Тот не вздрогнул, продолжая смотреть широко раскрытыми синими глазами куда-то за нависших над его телом людей. Она вонзила свой клинок в него еще и еще раз, не в состоянии утолить своей звериной ярости, потом сорвала с его шеи нательный крест и, резко развернувшись, зашагала к пожарищу.

- Серебро, крест - пусть все сгинет, пусть ничего не останется, - сказала она и бросила вписанный в круг крестик в тлеющие уголья.

Уголья ответили слабым снопом искр, еле видимых на фоне разгорающегося дня.

11. Крещение огнем и мечом.

Добрыша не знал в точности, что могло произойти за время его отсутствия в Новгороде, но полагал, что что-то скверное. Однако он не мог вообразить себе, насколько.

Собравшийся в церквях народ отнесся к происходящему действу, как к представлению. Многим было любопытно, те же, кто здесь были постоянными посетителями, умиленно вытирали проступавшие на глазах слезы. Значит, не ошиблись они в новой вере, истинна она, потому что вон, сколько народу собралось!

Когда попы одним махом начали крестить всех подряд, кое-кто этому воспротивился.

- Как же так, - начал разрастаться удивленный ропот. - Мы уже крещенные родительской верой, а нас еще какой-то батиханской мажут!

- Не батиханское это крещение, а истинное наше! - торжественно возвестил один поп.

- Стало быть, то с чем жили наши предки - ложное?

Будучи тут же княжеский посадник по кличке "Угоняй" кивнул в сторону шумевших головой, и к ним сразу же устремились несколько слэйвинских стражников.

- Чего шумите? - спросила стража.

Люди посмышленее отвернулись по сторонам, будто не с ними разговор, попроще и посмелее пытались ответствовать:

- Разве нельзя?

- Пройдемте!

- Куда?

- Вам все скажут.

Их подхватили под локотки и выволокли из церкви. Народ присмирел: дурной была известность у любой стражи, а уж у слэйвинской - куда дурнее. Попы опять запели и служки начали разносить подносы с пирожками, чтоб подкрепить тело и поддержать дух. Зреющее, вроде бы, недовольство удалось погасить.

Между тем самых рьяных недовольных приволокли к реке. Тем, кто одумался, на выходе из церкви надавали по шеям и отправили прочь. В самом деле, если стража кого-то зацепила, то просто так отпустить уже не могла. Или денег вымогала, или била, а чаще и то и другое вместе. Не умели они по другому, одна мысль была в голове: "Если власть, значит - бей".

На берегу прохаживался в окружении своих русов князь Вова.

- Против народа пошли? - спросил Угоняй всех недовольных разом, обозначая себя главным распорядителем,.

Те не успели ничего ответить, как на головы им были одеты высокие шапки из бересты. Руки каждому, будь то женщина, будь мужчина или подросток заломили назад и связали.

- Ну что же, тогда давайте заново покрестимся, - сказал посадник. - Как вы привыкли: водой и огнем.

Тотчас же бересту подожгли, не позволяя никому из несчастных мотать головой из стороны в сторону. Крики людей слились в единый вопль, который обрывался бульканьем - каждого человека друг за другом спихивали в студеную волховскую воду.

- Суда! - вскричал изрядно побитый мужчина в порванной дорогой одежде. - Требую суда.

- Я здесь суд, - ответил доселе молчавший князь Вова.

- А вот вам и "живая" вода, - не унимался Угоняй. - Пусть ваш Перун поможет тем, кто неповинен. Коль выплывет - значит оправдан.

Со связанными руками, в намокшей одежде и с обожженной головой никому не удавалось продержаться на плаву, холодные воды Волхова сомкнулись над каждым. Оправдались опасения стариков по поводу ледохода не по сезону.

Привели еще народ, а вместе с ними и поп Богомил пожаловал.

- Благослови, батюшка! - подскочил к нему Угоняй.

- Благословляю! - охотно откликнулся Богомил.

Тотчас вспыхнули новые костры на головах у несчастных.

- Да кто же поможет нам? - заголосили испуганные женщины, тем самым выведя мужчин из состояния стояния. Тупая покорность сменилась характерным для северян бешенством. Они начали лягаться, как строптивые жеребцы, кого сбивали с ног - те кусались. Женщины просто падали под ноги стражникам, чтоб лишить тех равновесия.

Князь Владимир понял, что дело - не уха. Перегнул палку Угоняй. Ну, пусть теперь сам и разбирается, решил он, скрываясь с места экзекуции. За ним поспешил Богомил, мгновенно утратив напускную торжественность, только ряса мелькнула.