Елена Лабрус - Элемента.L

Что только не пытались с приходом советской власти устроить в этом доме. И ресторан, и галантерейный магазин, и гостиницу, и ещё какие-то общественные заведения, потому что дом стоял в центре исторической части города и был бы востребован, если бы не одно «но». Что бы в нем не открывали - заканчивало это предприятие плохо. То пожар, то банкротство, то несчастные случаи с рабочими, то хищения. В конце концов, когда власти города смирились с его дурной славой и отдали его под музейное хранилище с минимумом обслуживающего персонала, подвальный этаж дома с самыми ценными экспонатами неожиданно затопило. Музей ещё подсчитывал убытки, когда отец Феликса решил его купить. Вот тогда с него и сняли статус исторического объекта и даже оформили в частную собственность. Феликс никогда не спрашивал у отца, как ему это удалась. Он и все эти зловещие подробности про Даму в вуали узнал совсем недавно, а именно после того как привёл первый раз в гости Еву, единственную девушку, которую он сюда привёл. Ева так живо всем этим интересовалась, а ему так хотелось ее порадовать.

Он вспомнил про Еву, достал телефон и в очередной раз попытался до неё дозвониться. Но она второй день не отвечала. Вчера он ещё не переживал, но сегодня начал волноваться и решил вечером её навестить. Эта мысль ему понравилась, и он нашёл в себе силы подняться.

Когда после душа в трико и футболке он пришёл на кухню, мачеха все ещё была там. В пеньюаре, но уже с макияжем, с сигаретой в зубах и газетой в руках. Глядя на кружевные рюши её одеяния, он брезгливо отвернулся и ни слова не говоря, пошёл делать себе бутерброд и варить кофе. Именно из-за её пеньюаров он терпеть не мог халаты, даже после душа он их никогда не надевал. Он даже отказался от контракта с одной известной фирмой по производству махрового текстиля оттого, что нужно было сниматься в банном халате. А тогда он ещё не мог себе такого позволить - разбрасываться контрактами. И эта её привычка - курить на кухне и непременно читать по утрам бумажные газеты. Что-то было в этом глубоко мещанское и лично противное для Феликса. Кто вообще сейчас читает бумажные газеты? Как же он злорадствовал, когда однажды пепел с сигареты упал на газету, она загорелась, и огнем расплавился гипюровый халат, оставив у Клары на ноге приличный ожог. Он, конечно, помогал потушить огонь и даже ездил с ней в клинику, но втайне надеялся, что это её отучит курить и читать одновременно, но не тут-то было. Раньше он думал, что она делает это ему назло, но потом понял, что наверно, ей действительно это просто нравиться. Наверно, он все же слишком к ней придирался. Для своих пятидесяти лет выглядела она отлично и вообще была женщиной красивой и ухоженной. Ева нашла её просто бесподобной. «Фактурной», как выразилась она. Феликс не понял, что именно она хотела этим сказать, но после этого стал относиться к своей мачехе терпимее, всё пытаясь разглядеть в ней ту самую «фактуру». С появлением Евы в этом доме и в его жизни вообще он ко многому стал относиться по-другому. И это его в себе и удивляло и пугало одновременно, поэтому он виделся с Евой не так уж и часто первое время. Но сейчас потребность в ней становилась все настойчивее. Если бы не эта работа!

Если бы не эта работа, они бы могли провести вместе замечательные выходные. Но погода в Лондоне портилась, и вылет срочно перенесли с понедельника на пятницу. Он даже не успел её предупредить. В принципе, он и не должен был. Такие уж у них были отношения без звонков и обязательств. Но все же достал в аэропорту телефон - так хотелось ее услышать, и в последний момент передумал. Если бы не эта работа, возможно, он получил бы хоть какое-нибудь образование и зарабатывал деньги своими мозгами, а не своим телом. Но он в пять лет стал фотомоделью. И повинна в этом опять была Клара, активно рассылавшая его портфолио в разные агентства. Она мечтала объездить с ним весь мир. Но в столь юном возрасте Феликса пригласили всего единственный раз, правда, в Париж. О, с каким воодушевлением она ехала! Но в первый же день в уличном кафе Феликс чем-то отравился, и на съемках был бледным, вялым и безжизненным. И Париж оставил у Клары впечатление города мрачного, парижане людьми вечно на что-то жалующимися, и два слова, которыми она описала жизнь там, были beau (бу) – красиво и cher (ше) – дорого.

А какая у неё была истерика, когда в семь лет он упал и проткнул себе штырем бок. Он лежал в больнице, а она все переживала, что у него останется шрам. Шрам - это же так непрофессионально. Наверно, она не знала, что хоть тогда ещё и не изобрели Фотошоп, но ретушировать изображения все равно умели. А он так хотел быть обычным ребёнком. Ходить в обычную школу, иметь друзей.