Дэвид Эннендэйл - Лемартес

Стиснуть кулаки. Вернуть ясность. Это видение важно — оно связывает мое безумие и события на Флегетоне.

— Ты как будто не удивлен, — замечает Корбулон.

— Верно.

— Так почему ты сказал: «Яростью биться с яростью»? Откуда ты узнал?

— Из видения.

— О Ереси?

— Нет, не о том падении и не о моем.

Места и времена мелькают передо мной. Недавно я возвращался на Гадриат XI — за эту иллюзию нужно благодарить Корбулона. Мы оба знаем об этом, и он сожалеет, что причиняет мне дополнительные муки, но не собирается прекращать исследований. Я тоже не желаю подобного. Ордену и Сангвинию я отдаю все: силу, душу… безумие.

Когда я описываю видение жрецу, оно вползает в реальность. Буря. Кровь. Тень. Своды покоев растворяются в небытии. Кладка становится нематериальной. Каменные плиты под моими сабатонами скрываются в волнах. Меня обдувает ветер — он воняет смертью и свирепо вопит. Кровь поднимается до пояса, затем до шеи.

Я тону.

«Нет».

Не сдаваться.

Подо мной твердый камень. Вокруг осязаемый священный Баал. Верховный сангвинарный жрец слушает и наблюдает.

— Это не воспоминание, — говорит Корбулон, делая пометки в инфопланшете. Когда я начал рассказывать, устройства у него не было. Пока я боролся с бурей, наяву прошло какое-то время. — И раньше ты о подобном не сообщал.

— Что-то новое.

— Явилось после прошлой беседы?

— Да.

Мы оба понимаем, что из этого следует.

— В стазисе не видят снов, — напоминает жрец.

— Знаю.

— Такого не бывает, — настаивает Корбулон, хотя я не возражал ему.

— Это был не сон.

Он размышляет:

— Возможно, при выводе из стазиса…

Отвернувшись, иду к нише в дальнем углу покоев.

Я в своей келье. Вот мое оружие и шлем.

— Со всем уважением, брат, — произношу я, — ты сосредоточился на вопросе, не относящемся к делу. Неважно, каким образом меня посетило видение. Значимо лишь то, что оно предвещает.

— И что же, по-твоему, оно предвещает?

Нечто ужасное.

— То, что всегда значили для нашего ордена неистовство и кровь.

Разъяснений не требуется. Возникла угроза для наших душ, и ей нужно противостоять.

— Командующий Данте согласен, что из происходящего можно извлечь пользу, — сообщает жрец. — Явление, настолько схожее с Изъяном, требует нашего особого внимания. Твое видение лишь подтверждает это. Значит, то, откуда оно пришло, все же относится к делу. Любой новый симптом важен: один из них может стать ключом к исцелению.

На миг во мне вспыхивает жалость к Корбулону. Ради ордена он должен надеяться без раздумий продолжать свой поход. Я не могу позволить себе надежду: если затем утрачу ее, меня уже ничего не спасет. Впрочем, я хочу, чтобы жрец оказался прав, ведь он ищет не что иное, как избавление для всех Кровавых Ангелов.

Но до избавления далеко, а битва уже на пороге. Я беру шлем, и на меня взирают пустые глазницы черепа. Белая кость на черном фоне. Смерть и Ярость. Я словно бы смотрю в зеркало, на свое истинное лицо. То, из кожи, — просто маска, сплетение дрожащих от напряжения мышц. Говоря, я борюсь с губами, растягивающимися в оскале. Плоть жаждет отслоиться, выпустить истину на свободу.

Я надеваю шлем. Надеваю череп, но я — не Смерть. Такова сущность Мефистона, другого святого чудовища. Он — восставший из гроба. Я — Ярость и Погибель.

Облачившись в броню, что отражает мою суть, иду за братьями по безумию. Корбулон не двигается с места. В склепе я — объект его исследований. Наверху же меня ждет единение, где он лишний.

Винтовая лестница ведет на этаж выше. Глухой похоронный звон сабатонов по каменным ступеням. Я — тьма и багрянец, и я поднимаюсь из крипты в сумасшедший дом.

Передо мной длинный зал с кельями по обеим сторонам. Его тускло освещают факелы, закрепленные у каждой двери. За ними следят почетные стражи, ежечасно проходящие здесь. Пламя не гаснет, как и огонь в моих братьях. Их неистовство пожирает самих воинов и наших врагов.

С замковых камней сводов ниспадают знамена. Воздух неподвижен, словно в склепе, — как будто царящий здесь шум нематериален. Но звуки реальны и полны смысла. Я слышу хор гнева, вопли рассудка. Нескончаемый боевой клич Роты Смерти. Вот оно, безумие нашего ордена, его трагедия и история. Мы — Потерянные, и все же нашу суть можно найти в душе любого Кровавого Ангела. Когда нас охватывает Черная Ярость, мы не вспоминаем прошлое, а начинаем жить в нем. И не возвращаемся. Кошмары минувшего навсегда приходят в настоящее. Гибель Сангвиния для нас не шрам, а рана, которую мы получаем снова и снова, с каждым ударом сердца.