Петр Ингвин - Зимопись. Книга первая. Как я был девочкой [AT, с илл.]

— …никогда не сдаюсь. Меня можно убить, но нельзя сломать! — уже в трансе воинственного восторга орали ученицы. — Я так живу и примером учу детей! Алле хвала!!

— Алле хвала! Алле хвала!! Алле хвала-а-а!!! — подхватил весь гарнизон школы, свой и новоприбывший.

Это было сказочно. Захотелось броситься со стены вниз и бежать на врага, размахивая мечом, пока не перестанет рубить рука, и пока рана «не совместимая с жизнью» не прервет лунатический бег божественного экстаза.

— Встать! В шеренгу! Лицом к врагу! — скомандовала Дарья.

Ученицы мгновенно выстроились рядком. К удивлению, крайними поставили незаметно приведенных Глафиру, Фому и Аглаю — в доспехах, но без оружия. Позади них присела пониже охрана — бойники с копьями: на всякий случай, и чтобы не мозолить глаза тем, кто снаружи.

— Мы вас внимательно выслушали, — крикнула Дарья через стену, где заволновались разбойники — они не понимали происходящего. — Теперь послушайте нас. Вам нужны ученицы. Живыми. Иначе вы не уйдете. Мы вас поняли. Аглая!

Все лица обратились к девушке — свои и чужие. Одна из поднявшихся на стену монашек передала церемониальный нож. Он походил на серп: округлый, с острейшей внутренней кромкой. Таким я представлял меч сестриссы, спрятанный под накидкой. Только тот большой, а этот маленький.

— Я — Аглая, назначенная возможная преемница Верховной цариссы, — заговорила девушка так, чтобы слышали все.

— Умница, — шепнула ей Дарья. — Теперь как договаривались. Иначе кладбище.

На Аглаю было страшно смотреть. Еще не отошедшая от ледяной недвижимости карцера, пахнущая холодом и тьмой, она выглядела странно спокойной и умиротворенной. Она приняла решение. Теперь нужно сделать так, чтоб о ее решении говорили. Остаться первой хотя бы таким способом. Первой навсегда.

— Пусть месть царицы из дела общественного перейдет в личное. Пусть ей станет больно, как мне сейчас. Пусть она сделает все, чтобы такое не повторилось. Моя кровь на вас. Алле хвала!

Зажатый в ладони серповидный клинок полоснул по шее слева направо — длинно, хлестко, с красочным взбрызгом и последовавшим захлебывающимся хрипом.

Нож выпал. Бойник кратко ткнул сзади копьем, чтобы девушка не мучилась. Мертвое тело рухнуло со стены наружу.

Крик ужаса пронесся по рядам рыкцарей.

— Фома, — шепнула Дарья, подхватив с пола окровавленный нож. — Тебе предоставлена возможность сохранить честь семьи. Никто не запятнает ее позором. Объявят, что подвиг во имя чести совершила истинная дочь Евпраксии Феодора, а не обманщик Фома, чье место в позорном списке и на кладбище. Выбор за тобой.

Фома принял нож.

— Я — царевна Феодора Евпраксина, — объявил он во всеуслышание. — Моя семья отомстит за меня. Будет мстить до последнего человека, будет мстить сама и завещает детям. Те завещают внукам. Не будет топтать землю нога ни одного детоубийцы или их выкормышей. Моя кровь на вас!

Поперечный порез вышел не чистым. Фома поперхнулся. Глаза полезли из орбит.

Копье бойника прекратило мучения, и второе тело полетело вслед за первым.

— Остановитесь! — закричала Грозна Святая. — Мы не желаем крови! Не хотим мести, не хотим, чтобы нас проклинали за смерти детей, к которым мы не причастны! Что вы делаете?!

— То, что должны! — горя диким взором, огрызнулась Дарья. — Раньше вас не считали большой проблемой и особо не трогали. Теперь не будет в царствах человека, который не мечтал бы о вашей смерти. Страшной смерти! Такой, какой вы заслуживаете! Вы будете бояться собственной тени! От вас отвернутся родители и не станут признавать дети! Но счастье ваших родителей и детей, что им не жить долго, имея таких родственников. Умрут они все, умрут страшно, умирая долго!

Среди рыкцарей начался разброд. Одни кричали на других, третьи молча уходили в лес, оставив командиров.

— Вы хотели получить учениц? — бесновалась Дарья. — Берите! Вот, они вышли к вам. Одна, вторая. Что же не оказываете им обещанного гостеприимства? Где же ваше слово, Грозна Святая, Таскай Прибрежный, Напрас Молчаливый, а? Глафира!

Глафира дрожала, очумелые глаза блуждали по лицам в поисках помощи. Умирать она не хотела. Ни сейчас, ни потом. Ее рано созревшее тело требовало жизни, оно было переполнено жизнью, оно хотело дарить жизнь.

Дарья зашипела:

— Боишься? Правильно боишься. Но представь, что будет, когда тебя доставят на кладбище. Смерть с честью, о которой будут рассказывать детям… или кладбище? Тоже будут рассказывать. Но другие, и показывая пальцем на родню. Тебе выбирать. Решай. Решайся.