Петр Ингвин - Зимопись. Книга первая. Как я был девочкой [AT, с илл.]

— Волки? — Тома первой из нас возмутилась против явной нелепости. Собаки были большие, неухоженные, но именно собаки. В них, в отличие от лошадей, мы все разбирались, с дикими сородичами не спутаем. — Это собаки. Наверное, бродячие. Вон их трупы!

Гордей непонимающе посмотрел.

— Это волки. А кто такие собаки? — Он вдруг осекся и сам себя перебил: — Не надо! Не рассказывайте!

— У нас их зовут собаками, они живут в домах и во дворах, охраняют и являются лучшими друзьями человека, — четко сформулировала Тома.

Как первокласснику. В ее понимании царевич из прошлого был тупым, как заглючившая «Винда».

А у царевича отлегло от сердца.

— Вы о псинах, — сообразил он. — Говорят, волков приручают, это и есть псины. Рассказывали, что в лесах… Неважно. Сам я ни одной не видел. Думал, что это сказки.

Он стал смотреть в огонь. Волки-собаки, они же псины, его больше не интересовали.

— Почему не перебьете всех этих со… волков? — проявила Тома природное любопытство.

— Рады бы, но всех нельзя, — вздохнул Гордей. — Иногда проводятся большие облавы, если волки чересчур расплодятся, но обычно просто охотимся на мех и шкуры.

В качестве примера он повертел перед нами головой в шлеме с хвостом. Собачьим, как выяснилось. Капец романтике. Как жить дальше?

Напрягало, что Гордей не снял шлем. Рядом охрана, мы на привале, у костра. Чего-то боится? Ну вот, а я расслабился. Нельзя расслабляться, как говорится в бородатом анекдоте.

— Не пойму, почему они напали на вас, — задумчиво продолжал царевич. — Троих уже не трогают, а вас прибыло четверо. Одному гулять вредно для жизни, двоим опасно, а трое с оружием, не говоря о большей компании, остановят любую стаю. Нужно сомкнуться спинами, больных и слабых — внутрь, оружие вперед и замереть. И стоять, не шелохнувшись, пока волки не налаются всласть и не уберутся с дороги. Запомнили? Это азы выживания.

— Запомнили, — сказал Малик.

Царевич нехорошо поморщился, но смолчал.

Я сообразил: попав сюда, наша четверка все время распадалась. Всего-то требовалось держаться вместе. Век живи, век учись.

Гордей вновь обернулся к нам, «ангелам».

— Там — озеро. — Он указал на гигантские развесистые ветви чуть в стороне. — За деревом, в низинке. Смойте грязь и кровь. Помоетесь сами, или вам выделить мойщиков? — Его жесткие губы скривились, бородка надменно выпятилась: — К сожалению, здесь только бойники. Прошу простить, не хочется, чтобы их грязные лапы…

— Конечно! — в унисон воскликнули мы с Томой.

И, переглянувшись, подавились смешком.

— Не переживайте, мы ценим вашу заботу, — дипломатично объявил я. — Естественно, мы сами. Только сначала позаботимся о друзьях, их раны…

— О них не беспокойтесь. Озеро маленькое, ангелам должна достаться чистая вода, поэтому остальные помоются после. Раненого принесут. Вот, возьмите еще. — Из лежавшего рядом мешка Гордей вынул розово-(кто бы сомневался) — фиолетовые шаровары, прикинул на глаз, подойдут ли нам по размеру, затем протянул вторые такие же. — Свои тряпки бросьте на берегу, их заберут. Идите. Я выставлю охрану по кругу, вдруг снова волки или… — Оборвав сам себя, он покосился на нас и почти приказал: — Идите же.

— Мм… — замялась Тома.

— Иди первой, — предложил я.

— После тебя, — не согласилась она. — Гляну, что там с Шуриком. С повязок опять капает.

Озерцо оказалось малюсеньким и мелким. Скорее, это большая лужа метров пяти в диаметре. Чтобы добраться до воды, пришлось спуститься по заросшему травой крутому склону на метр-полтора. Словно в воронку от мощного снаряда.

Прежде, чем раздеться, я осмотрелся. Где-то стоят охранники, но мне не видно их, им сверху — меня. Если тревожные ожидания Гордея оправдаются, и кто-то нападет, мне придется долго выбираться и затем разбираться там, что к чему.

Дно обжигало холодом из бьющего ключа. Кожа млела, с невыразимым восторгом освобождаясь от пота, грязи и крови, руки терли и скребли. Низ начал подмерзать. Я торопился, но не потому, что мерз, а чтобы очередь быстрей дошла до раненого. Жилетка со штанами согласно приказу остались в прибрежных кустах, ноги впрыгнули в шаровары, которые оказались необъятными — они удержались только при затягивании вшитой тесьмы на животе. Поверх халата я приладил на пояс отобранные у царевича ножны для отобранного еще ранее ножа — Гордей отдал их без возражений. А вот бойник ворчал, когда Тома снимала с его талии узкий кожаный футлярчик. Потом ворчал второй, чей нож забрал себе царевич взамен отданного мне.