Аарон Дембски-Боуден - Коготь Хоруса

— Не превышай своих полномочий, Анамнезис. Веди корабль и оставь мои заботы мне.

— Мы повинуемся.

Она вновь перевернулась в жидкости. Кабели и провода тянулись от выбритой головы, словно механические волосы. Забавно, но Анамнезис выглядела нерешительно.

— Мы повторяем наш запрос на разговорный обмен, — произнесла она со странно-женственной учтивостью.

Я прошелся по комнате. Шагов не было слышно за приглушенным рычанием систем жизнеобеспечения машинного духа.

— О чем ты хочешь поговорить? — спросил я, обходя ее стеклянную тюрьму.

Она плыла рядом, следуя за мной.

— Мы хотим просто общения. Предмет несущественен. Говори, а мы будем слушать. Расскажи историю. Анекдот. Отчет о событиях. Предание.

— Ты слышала все мои истории.

— Нет. Не все. Расскажи нам о Просперо. Расскажи, как тьма пришла в город Света.

— Ты была там.

— Мы были свидетелями последствий. Но не участвовали непосредственно в событиях. Мы не бежали по улицам с болтером в руках.

Я прикрыл глаза — вой вырвался из моих снов и преследовал меня даже здесь, в этом зале. На другом конце палубы Гира издала гортанный звук, смесь рычания и смешка. Сколь много бы я ни утратил при падении моего родного мира, у волчицы были иные воспоминания. Как Гире нравилось мне напоминать, в тот день она славно поела.

— Быть может, в другой раз.

— Мы распознаем, что спектр твоего голоса…

— Итзара, прошу тебя, довольно. Мне плевать на спектр моего голоса.

Она воззрилась на меня, и вновь, как и всякий раз, меня поразило парадоксальное сочетание мертвого взгляда и пристального внимания. Встретившись с ней глазами, я заметил собственное призрачное отражение в стеклянной стенке цистерны. Видение в белых одеяниях, со смуглой кожей: мальчик, родившийся на жаркой планете, чудовищно трансформировался благодаря древнему генетическому искусству, став орудием войны.

Анамнезис подплыла ближе, теперь приложив к стеклу обе руки. Рот безвольно приоткрылся в мути чана. В этой женщине не было ни капли живого.

— Не зови нас так, — произнесла она. — Та , что носила это имя, теперь Одно из Многих. Мы — не Итзара. Мы — Анамнезис.

— Знаю.

— Мы более не желаем твоего присутствия, Хайон.

— У тебя нет власти надо мной, машина.

Она не ответила. Паря в неподвижной жидкости, она склонила голову, словно вслушиваясь в далекий голос. Кончики пальцев оторвались от стекла и погладили несколько кабелей, подключенных к обнаженной голове.

— В чем дело? — спросил я.

— Ты… нужен.

Она посмотрела мне в глаза, и какое-то мгновение казалось, что она вновь улыбнется. Но улыбка так и не появилась. Неземной взгляд сохранял безмятежность.

— Мы слышим крики чужой, — сказала она. — Она кричит в вокс, требуя встречи с тобой. Но ты здесь, без доспехов и не отвечаешь.

— Что ей от меня нужно? — спросил я, хотя мог угадать ответ.

Чужая проявила невероятную силу, сдерживаясь так долго.

— Ее мучает жажда, — отозвалась Анамнезис.

В глазах ее снова мелькнуло нечто, так и не ставшее эмоцией. Возможно, тень неловкости. Или отвращения. Или, как она утверждала, то была всего лишь мышечная память.

— Ты хочешь связаться с ней?

И что сказать?

— Нет. Закрой Гнездо. Запри ее внутри.

Не последовало ни паузы, ни колебания. Анамнезис даже не моргнула.

— Готово.

В наступившей тишине я взглянул в безжизненные глаза Анамнезис.

— Пожалуйста, активируй моих оружейных сервиторов. Мне нужен доспех.

— Готово, — ответила она. — Нам известно о полезности Нефертари. Поэтому мы спрашиваем, намереваешься ли ты убить ее.

— Что? Нет, конечно же нет. Что я, по-твоему, за человек?

— Мы не думаем, что ты вообще являешься человеком, Хайон. Мы думаем, что ты — орудие, в котором сохранились следы человечности. Теперь иди к своей чужой, Искандар Хайон. Она нуждается в тебе.

Я развернулся, чтобы уйти, однако не к своей подопечной, а чтобы вооружиться и подготовиться к сбору флота. И дать Нефертари еще полежать во мраке.

Если вы услышите, как имперские проповедники вопят о «порче» варпа, о «Хаосе» и его непостоянной сущности, то знайте — это не так. Пантеон злобен: настоящее, сознательное зло. Существование столь колоссальной и темной эмоции отрицает саму идею любого случайного воздействия. И то, и другое не может быть одновременно правдой.

Перемены в эмпиреях и преображения плоти — это не стихийные, беспорядочные изменения. Варп, несмотря на все свое внешнее безумие, совершенствует своих избранников. Он творит их заново, вытягивая тайны их душ и воплощая это знание в смертной плоти. Когда нилот сливается с консолью своего истребителя или десантного корабля, это не уродство, вызванное случайным проклятием, или же некая непостижимая божественная прихоть. Невзирая на всю претерпеваемую им боль, он обнаруживает, что его рефлексы и реакции стали куда более отточенными, а также получает больше физиологического и чувственного удовольствия от совершаемых в пустоте убийств. Вооружение воина становится продолжением его тела, в зависимости от того, насколько важным он считает то или иное орудие.