Елизавета Дворецкая - Лань в чаще, кн. 2 - Дракон Битвы

Перевернувшись, Торвард снова лег на землю и посмотрел на волка: чудовище не шевелилось.

– Ну, все, отъездилась! – хрипло сказал он о Дагейде, но Ингитора сейчас его не поняла.

Она смотрела на него: для такого количества крови он казался слишком уж веселым. Вся его одежда была сверху вниз располосована когтями волка, так что даже на толстой коже пояса виднелись глубокие борозды, всего его так обильно заливала своя и волчья кровь, что нельзя было отличить одну от другой. Но поскольку Торвард успел воткнуть копье в горло волку и запрокинуть тому голову древком, укусить его Жадный все-таки не смог.

– Ну, что с тобой! – Она осторожно взяла его окровавленную руку. – Сильно он тебя?

– Да он с меня, гад, чуть всю кожу не снял! – Торвард попытался себя оглядеть, морщась и охая сквозь зубы. – Но самое главное вроде на месте! Помыться бы, тролли его возьми, я липкий весь, как… Что там в вашей «Песни о поединке»? Слезами ручьи тот курган омывают ? Где они тут? Ручьи, в смысле?

Ингитора не сразу его поняла: при чем тут «Песнь о поединке» и время ли вспоминать песни? Но для Торварда все это было гораздо более привычно, чем для нее, и он быстрее пришел в себя.

– Вон там должен быть ручей! – Торвард окинул взглядом долину и стал подниматься, тихо ругаясь сквозь зубы.

Ради Ингиторы он теперь выбирал эриннские выражения, благо она их не понимала, а запас имелся порядочный. Всю кожу стянуло и драло, но идти он мог, и они, больше не оглянувшись на волка, побрели вниз по долине, к ельнику, за которым стекал с горы широкий ручей.

К тому времени как они добрались до берега, Торвард уже настолько отдышался и пришел в себя, что, когда она уложила его на мох и стала обирать с него обрывки рубахи, пока не присохло, он уже смеялся и приговаривал что-то вроде «как приятно, когда такая девушка сама тебя раздевает». А Ингитора не знала, смеяться ей или плакать, глядя на длинные кровоточащие царапины, которыми были сверху вниз покрыты его плечи, руки, спина и бедра до колен. Но они оказались не так уж и глубоки – а ведь длинные когти волка могли содрать все мясо с костей! Всю его кожу покрывали подсыхающие кровавые разводы, словно ее действительно пытались снять, и зрелище для непривычной к такому Ингиторы было жуткое. Морщась и переживая, она обмывала его намоченными в ручье лоскутами от рубахи, а он смеялся и утешал ее:

– Да не надо по мне страдать, что ты! Столько удовольствия! Я, конечно, люблю, когда меня раздевают, но сапоги я раньше всегда снимал сам!

– О чем ты только думаешь?

– Все о том же! Разве не видно?

– Ой! – только и отвечала Ингитора, закрывая лицо руками.

– Ну, иди, погрей меня! – веселился Торвард, хватал ее за руки и тянул к себе.

– Отстань! – Ингитора отбивалась, уже не считая его за раненого. – Ты что, железный? Ни один бы ваш бергбур от такого и не дернулся больше, а ты еще пристаешь!

– Ну, ты же спрашивала, что такое «железная рубашка»! Вот это она и есть! Не так чтобы можно совсем уберечься, но я после всего был почти как берсерк – отбрыкался! Ну, не бойся, я сейчас уймусь. После такого всплеска обычно хочется полежать спокойно. Лягушку бы еще поймать.

– Зачем? Хочешь похлебки из лягушек?

– Спинкой о царапины потереть. Да правда, такой способ есть. Раны обеззараживать. Ты не знала? Запомни, еще пригодится.

– Лучше я пойду камыша поищу, он кровь останавливает! Это знаю даже я!

– Да не надо! – Торвард поймал ее за руку. – Сиди! На мне все заживает, лучше чем на всякой собаке, я живучий, как тролль! Это у меня от мамочки! Моя кровь смешалась с волчьей, я теперь стану ульвхеднаром! [18] Ульвхеднар – «волкоглавый», еще одна разновидность берсерков.

Но понемногу она и сама развеселилась: чужая кровь с него была смыта, а своя от холодной воды унялась, и стало видно, что Торвард отделался одними царапинами, хотя и весьма многочисленными и длинными.

– Ульвхеднар! – приговаривала Ингитора, глядя на длинные красные «швы», которыми его смуглая кожа была прострочена сверху донизу. – Куда там до тебя каким-то жалким ульвхеднарам! А говорил, что ты не берсерк!

Торвард и правда успокоился и стал дышать ровнее, блеск в глазах погас, на лице отразилось утомление.

– Да, не без этого немножко! – сознался он. – То, что я от любой драки такой веселый делаюсь, оно самое и означает. Что во мне сидит берсерк и мне надо время от времени хорошо подраться, чтобы с тоски не умереть. Чтобы кровь не застаивалась. Это мне Рагнар, мой воспитатель, еще в шестнадцать лет объяснил. Внушал, чтобы я силы тратил на упражнения, а не на девушек. А иначе, говорил, я однажды сорвусь и подохну. Если не научусь держать этого зверя в узде. И я внял мудрым советам, чем очень горжусь. Так что не бойся.