Елизавета Дворецкая - Лань в чаще, кн. 2 - Дракон Битвы

заговорила Ингитора, сливаясь дыханием с огненным трепетом руны. Ее корни ушли в глубины подземелий, ее ветви поднялись выше небес, и связь всех миров, проходя через нее, приглушила силу буйства, противоречащую равновесию мира.

Огненные ветви на копье задрожали и переместились: теперь они обе смотрели от острия в разные стороны и вверх, и копье приобрело сходство с человеком, который стоит, подняв руки к небу и взывая к божеству. Ингитора начала новую строфу:

Руна Защищенности сливала ее дух с живыми силами вселенной: укореняя дух в земле, она была посохом, прочной опорой равновесия. Великан дрожал и дергался, пытаясь скинуть наброшенные на него путы: огненные очерки сетью пробегали по его исполинской фигуре.

заговорила снова Ингитора, и голос ее звенел от переполнявшей грудь любви. Тюром в ее глазах был Торвард: вся его мощь и весь ее восторг перед этой мощью сияли в очертании руны-стрелы, в которую превратился ее Конь Девяти Миров.

говорила она, твердо зная, что ни одна ведьма и ни один великан на свете не может выстоять против Тюра, против силы Духовного Воина, отдавшего руку за укрощение Фенрира и тем самым получившего неодолимую силу для борьбы с любыми порождениями Бездны.

Торвард полоснул себе ножом по запястью, поверх едва зажившего недавнего пореза; Ингитора окунула в кровь кончик пальца и начертила на клинке копья три руны. Кровь обожгла пальцы Ингиторы, а заклинание пелось само собой, как будто кто-то другой пел ее устами.

Огненная сеть, опутавшая великана, сплелась в огромный купол, накрывший его и приковавший к земле. Ингитора произнесла последнюю строфу, и собственный голос почти оглушил ее. Грохот впереди сменился шорохом и постукиванием камней.

Прижав к груди руку Торварда, а в другой руке держа копье с тремя кровавыми рунами на острие, Ингитора смотрела вперед, туда, где медленно таял огненный купол над застывшей горой. Великан перестал двигаться и замер: гора сохранила очертания сидящего тела с приподнятыми коленями и руками, упертыми в землю, словно встающий хотел оттолкнуться от нее. Но все кончено. Земля не отпустила его, а небо не приняло чуждое порождение. Ясно видны были голова и бородатое лицо, плечи и грудь. Но глаза оставались закрыты. Медленно таял в глубине, отступал, как волна отлива, стон земли, и ветер трепал ветви обрушенных елей.

– Все! – хрипло сказал Торвард, не сводя глаз с сидящего великана. – Уселся, брат. Ко ндеахайр-си рэ уайм!

Ингитора выпустила копье: ей казалось, оно будет стоять само по себе, как живое дерево с корнями, но оно почему-то упало. Зато освободившейся рукой она обняла Торварда, и они стояли, крепко прижавшись друг к другу, с прочностью истинного Мирового Ясеня. Их корни уходили в подземные глубины, их ветви поднимались выше облаков, в их жилах единым потоком струилась сила рун девяти миров, а их плотно слитые тела составляли ствол, на котором держится вселенная.

– Слава Тору, курган не засыпало, – так же хрипло сказал Торвард, и Ингитора поняла, что он волнуется уже не из-за великана, а из-за того, что курган, к которому он так долго стремился и пытался отыскать дорогу, наконец-то совсем близко.

А маленькая рыжеволосая ведьма по-волчьи выла от бессильной ярости, видя и чувствуя, как чужое колдовство опутывает великана сетью, рушит ее чары, стоившие ей таких трудов. Но не была бы она дочерью Свальнира и Хёрдис, если бы отступила, имея в запасе хоть что-то.

– Я не хотела их убивать! – в отчаянной ярости кричала Дагейда, обращаясь ко всему миру, от дракона Нидхёгга у корней Мирового Дерева до белки на его вершине. – Я хотела дать им уйти живыми! Но они не хотят уходить! Она не хочет уходить! Это все она! Один он бы не смог! Жадный!

Огромный волк, мгновенно выросший из-за валунов, серой молнией бросился вниз по склону умершей горы. Он мчался вниз по уступам и валунам, неслышный и стремительный, как сама смерть, и глаза его в сумерках горели ярким зеленым огнем.