Елизавета Дворецкая - Лань в чаще, кн. 2 - Дракон Битвы

– И что было?

– Было… – Он хмыкнул, покусывая тонкую веточку, и Ингитора не поняла, гордится он тем случаем или стыдится его. – Было такое, что я гораздо охотнее со стороны бы посмотрел. Один фьялленландский «ясень битвы», совершенно голый, безоружный и порядком вымотанный – и три десятка уладов, в кольчугах и при оружии. Забавное зрелище, со смеху помрешь.

Он медленно усмехнулся, отрешенно глядя в темнеющий лес, и видно было, что поводов для гордости он видит тут все же больше, чем для стыда.

– И что же? – Ингитора пересела ближе к нему и даже положила пальцы на его предплечье, но опомнилась и убрала руку.

– Короче, я оторвал столб с лежанки и этим столбом… сколько-то черепов и прочих конечностей повредил. В том числе и самому подлецу-дяде, доблестному маормору Дагомарху.

– Его так звали?

– Маормор – это хёвдинг по-нашему. Слава Тору, у них спальни там в богатых домах просторные, не то что наши клетушки, есть где развернуться. А у меня тогда еще волосы были почти до локтей – потом надоели, отрезал – морской великан, да и только. В общем, не каждый день такое увидишь. А против удара дубовым столбом, как оказалось, ни доблесть, ни золоченый шлем не спасает. Ну, а без вождя фении немного поостыли и призадумались: может, не стоит нарываться?

– Кто? – Ингитора с трудом удерживала какой-то беспокойный смех от этого деланно-небрежного рассказа, хотя понимала, что ему тогда было совсем не до смеха.

– Фении. Ну, хирдманы по-нашему. Только они не хозяину служат, а в лесу живут.

– А она?

– Она потом клялась, что не знала. Но я ей не поверил. Меня вообще не очень-то обманешь.

– И что ты с ней сделал? – отчасти грустно спросила Ингитора, не зная, можно ли ее нежелание назвать себя приравнять к обману.

Аск посмотрел на нее долгим, задумчивым, тяжеловатым взглядом, потом мотнул головой:

– Не скажу. Боюсь слишком упасть в твоем мнении. – Он пытался улыбаться, но острый, напряженный взгляд выдавал, что он вовсе не шутит. – Нет, я ее не убил, конечно, хотя зол был по-страшному. Но после того сомневаюсь, чтобы ее кто-нибудь замуж взял. Должен же я был им всем доказать, что не так уж и вымотался, как они надеялись! Может, сейчас я и не стал бы… А тогда я был года на два помоложе и никак не мог согласиться, чтобы из меня дурака делали. Не хотелось, чтобы потом прозвали Столбом Лежанки или вроде того.

– Но ведь не прозвали же? – полуутвердительно произнесла Ингитора, потому что такого прозвища никогда не слышала.

Весь этот рассказ находил какой-то странный отклик в памяти, как нечто очень знакомое или подходящее к знакомому, но этой диковатой истории она явно ни от кого не слышала! Такого она бы не забыла!

– У меня тогда уже имелось прозвище. Более подходящее.

– И весьма известное, – со сдержанной уверенностью дополнила Ингитора.

– Что мое, то мое, – спокойно согласился он.

– Я уверена, что я тебя знаю! – вдруг вырвалось у нее под влиянием этих смутных то ли воспоминаний, то ли предчувствий.

– И я уверен, – так же спокойно согласился он, потому что знал, что в Морском Пути его знают все. – Ну, что, будешь ждать, пока сама догадаешься? Или уже догадалась?

– Нет! – поспешно ответила Ингитора, словно спешила убедить и себя заодно. Никаких определенных мыслей у нее не было, но казалось совершенно невероятным, чтобы она, при ее неплохой осведомленности в делах Морского Пути, никогда не слышала о таком заметном человеке.

– Тебе так забавнее?

– Да, – твердо ответила Ингитора, хотя на лице ее отражалось скорее отчаяние, чем веселье.

Чем дальше, тем меньше ей хотелось называть свое имя. Перед Аском, при всем том, что он о себе рассказывал и что делал, она испытывала диковинную смесь ужаса и восторга. А он, скорее всего, тоже о ней слышал. Так пусть он узнает об этом попозже!

– Так что с ней стало? – поспешно спросила она, торопясь уйти от его слишком проницательного взгляда и пытаясь предупредить вопрос: «А может, и я тебя знаю?», который буквально видела у него на губах.

– Когда я уплывал, она со мной просилась. Но я ее не взял. Мне такая змея в доме не нужна. Кому я не верю, тот для меня умер. Имеешь что-нибудь против меня – так и скажи. А подлость и женщин не красит.

Приободрившись немного, Ингитора посмотрела на него с тайной гордостью: она со своими врагами сражалась открыто, и ей было приятно, что Аск, с его достаточно суровым понятием о честном и нечестном, сам того не зная, одобрил ее образ действий.