Джон Голсуорси: Цвет яблони

– Вон там дальше, сэр.

– Не приютите ли вы нас на ночь?

– Да, я думаю, можно будет.

– Вы нам покажете дорогу?

– Да, сэр.

Эшерст молча захромал вслед за ней, а Гартон продолжал расспросы:

– Вы уроженка Девоншира?

– Нет, сэр.

– А откуда же вы?

– Из Уэльса.

– Ага! Я так и думал, что в вас кельтская кровь. Значит, это не ваша ферма?

– Нет, она принадлежит моей тетке, сэр.

– И вашему дяде?

– Он умер.

– А кто же там живет?

– Моя тетка и три двоюродных брата.

– Но дядя ваш был из Девоншира?

– Да, сэр.

– Вы давно здесь живете?

– Семь лет.

– А вам здесь нравится больше, чем в Уэльсе?

– Н-не знаю, сэр.

– Вы, верно, плохо помните те края!

– О нет! Но там как-то все по-другому.

– Охотно верю.

Эшерст вдруг спросил:

– Сколько вам лет?

– Семнадцать, сэр.

– А как вас зовут?

– Мигэн Дэвид, сэр.

– Это – Роберт Гартон, а я – Фрэнк Эшерст. Мы хотим попасть в Шегфорд.

– Как жаль, что у вас болит нога!

Эшерст улыбнулся, а когда он улыбался, его лицо становилось почти прекрасным.

За небольшой рощицей сразу открылась ферма – длинное низкое каменное здание с широкими окнами и большим двором, где копошились куры, свиньи и паслась старая кобыла. Небольшой зеленый холм за домом порос редким сосняком, а старый фруктовый сад, где яблони только что стали распускаться, тянулся до ручья и переходил в большой запущенный луг. Мальчуган с темными раскосыми глазами тащил свинью, а из дверей навстречу незнакомцам вышла женщина.

– Это миссис Наракомб, моя тетушка, – проговорила девушка.

Быстрые темные глаза «тетушки» и ее длинная шея придавали ей странное сходство с дикой уткой.

– Мы встретили вашу племянницу на дороге, – обратился к ней Эшерст. Она сказала, что вы нас, может быть, приютите на ночь.

Миссис Наракомб оглядела их с ног до головы.

– Пожалуй, если вы удовольствуетесь одной комнатой. Мигэн, приготовь гостевую комнату да подай кувшин сливок. Наверно, вам захочется чаю.

Девушка вбежала в дом через крыльцо, у которого росли два тиса и кусты цветущей смородины. Ее синий берет весело мелькнул в темной зелени среди розовых цветов.

– Войдите в комнаты, отдохните, – пригласила хозяйка. – Вы, наверно, из университета?

– Да, были в университете, недавно окончили.

Миссис Наракомб с понимающим видом кивнула головой.

В парадной комнате было так невероятно чисто, кирпичный пол, полированные стулья у пустого стола и большой жесткий диван так блестели, что казалось, здесь никогда никто не бывал. Эшерст сразу уселся на диван, обхватив больное колено руками, а миссис Наракомб стала пристально его разглядывать. Он был единственным сыном скромного преподавателя химии, но людям он казался высокомерным, быть может, потому, что мало обращал на них внимания.

– А где здесь можно выкупаться?

– Есть у нас за садом ручеек, только если даже стать на колени – и то с головой не окунешься.

– А какая глубина?

– Да так – фута полтора, пожалуй, будет.

– Ну и чудесно, вполне достаточно. Как туда пройти?

– Прямо по дорожке, а потом через вторую калитку направо. Там, около большой яблони, которая стоит отдельно, есть маленький затон. В нем даже форели водятся, может, вы их спугнете.

– Скорее они нас спугнут.

Миссис Наракомб улыбнулась.

– Когда вернетесь, чай будет готов.

В затоне, образованном выступом скалы, было чудесное песчаное дно. Большая яблоня росла так близко, что ее ветви почти касались воды. Она зазеленела и вот-вот должна была расцвести: уже наливались алые почки. В узком затоне не хватало места для двоих, и Эшерст дожидался своей очереди, растирая колено и оглядывая луг – камни, – всюду заросли терновника, полевые цветы, а дальше, на невысоком холме, буковая роща! Свежий ветер трепал ветви деревьев, солнце золотило траву, звонко заливались весенние птицы, и Эшерст думал о Феокрите, о реке Черрел, о луне и девушке с глазами прозрачными, как роса, думал сразу о стольких вещах, что ему казалось, будто он ни о чем не думает, а просто блаженно и глупо счастлив…

Во время долгого и обильного чаепития со свежими яйцами, сливками, вареньем и тоненьким домашним печеньем, пахнущим шафраном, Гартон рассуждал о кельтах. В то время воскрешали кельтскую культуру, и Гартон, считавший себя кельтом, пришел в восторг, открыв в семье своих хозяев кельтских предков. Растянувшись в мягком кресле, с самокруткой в зубах, он пристально уставился на Эшерста своими холодными, пронзительными, как иглы, глазами и превозносил утонченность валлийцев. Перебраться из Уэльса в Англию все равно что променять китайский фарфор на глиняную посуду. Конечно, Фрэнк, чертов англичанин, не обратил внимания на необыкновенную утонченность и очарование этой валлийской девушки. И, ероша свои еще мокрые от купания темные волосы, он стал объяснять, какой замечательной иллюстрацией могла бы служить эта девушка к произведениям валлийского барда Моргана-оф-Имярека, жившего в двенадцатом веке.