Леонид Савельев - Жребий бросают трижды

Я отвернулась от телевизора и смотрела на макушку сына, склонившегося над компьютером. Мне нельзя никого пускать в свою жизнь. У меня есть только он и папа – этим и нужно довольствоваться, это и нужно беречь. Да и вода в моём ведре никуда ни делась, оно так и осталось наполненным до краёв Денисом. Его уже не было, а вода осталась. Я не могу любить другого мужчину, не получится. Да и нельзя мне любить.

– Привет, Тимофеич! Опята пошли! Ты как смотришь, сходить за грибами?

Когда-то меня раздражали мобильные телефоны. Я считал, что это вторжение в мою личную жизнь. Меня раздражало, что любой может запросто позвонить мне, и, что бы я в этот момент не делал, беспардонно начать со мной говорить. Тогда я с тоской вспоминал, как раньше, когда я был студентом, ещё не было мобильных телефонов. И даже когда я бывал дома, но, к примеру, занят курсовой, я мог не отвечать на звонки, и все думали, что меня просто нет дома. Я мог отвечать на звонки только тогда, когда считал это нужным. Но потом пришли эти сотовые телефоны и всё поменялось. Какой же я был наивный! Я думал, что всё поменялось, и я на привязи. Тогда ещё ровным счётом ничего не поменялось! Кто меня заставлял брать с собой этот телефон, или, на худой конец, снимать трубку? Это было счастливое время! Люди были свободны. Они могли брать или не брать телефон, им ни кто этого не навязывал. Сейчас эти импланты обязательны. Сейчас без них ты не имеешь идентификационного номера, а значит, ты – НИКТО. Сейчас ты знаешь, что связаться с тобой, помимо друзей, коллег и знакомых, может любая госслужба в любое время дня и ночи. Сейчас ты знаешь, что твои координаты и передвижение отслеживаются. Сейчас ты знаешь, что всё, что ты вокруг себя видишь и слышишь, как и твои разговоры, фиксируются, записываются, прослушиваются и просматриваются. Сейчас это не только звук, но и окружающее тебя изображение. Но этот звонок был нужен. Я его ждал. Друг выглядел бодрячком, такой же был и голос.

– Иван Валентиныч! Дорогой! Рад тебя видеть! Куда ж ты пропадал-то так надолго? Я уж соскучился даже!

– Да работа, Тимофеич! Всё скитался по просторам нашей необъятной Родины, во благо её партии и нашего Мудрейшего!

– Дай Бог здоровья Мудрейшему, Валентиныч! Работал значит… Так, что, говоришь, опята пошли?

– Пошли, говорят.

– Я с удовольствием! Завтра? Завтра суббота как раз… Только Валентиныч, я без машины, до октября…

– Что так?… Да не переживай Вить, я же на машине…

С утра тогда заеду. И слушай, давай твою Валю с собой возьмём.

– …Ты, Валентиныч, вполне здоров? Не приболел, нет?

– Нет, не приболел… Витя, нужно Валю взять, пусть прошвырнётся, воздухом подышит.

Ваню я знаю со студенчества. С того времени и зовём друг – друга по отчеству. Когда-то у нас с ним был общий бизнес. Потом страна изменилась, и бизнес остался только у избранных, только глобальный и в масштабах страны. С переменами страна решила, что я должен преподавать в училище, а Валентиныча назначили в управление закупок при министерстве промышленности. Звонок очень растревожил. Почему он хочет, чтобы с нами была Валечка? Тревожило. Очень тревожило. Я оберегаю всячески свою дочь. Говорить много нельзя. Я и так болтнул в своё время про ИМПЛАНТАЦИЮ, теперь дрожу от страха каждый год и заставляю её пить таблетки. Потом на детекторе, или, как его раньше называли, полиграфе, всё выяснится, и у неё будут проблемы. Валентиныч об этом знал, но, тем не менее, говорит, что ей нужно быть. Значит, что-то серьёзное. Что-то очень серьёзное.

Сразу такое решение не принять. Мне нужно подумать. Занятия кончились, и я сидел в пустой аудитории, проверял работы своих учеников. Государство, конечно, подозревало, что наше поколение думает не так, как преподносит пропаганда. Мы помним. Хотя у многих память стиралась. Ведь не зря проекции телевизоров повсюду, в метро в автобусах, да везде даже в туалетах. На телевизоры власть денег не жалела. Где бы ты не находился везде шли новостные программы, об успехах страны, о силе нашей армии и полном развале остального мира. Скорее, конечно, многое – правда. Скорее, мир после сокрушительной экономической катастрофы с их валютами, со спадом рождаемости и заселением Запада эмигрантами, не выдержал и треснул по всем швам. Скорее, конечно, они отстали технологически от нашей страны. Скорее, конечно там истребляются тысячи людей и идут нескончаемые войны. Скорее это так. Но сомнения в том, что всё настолько плохо, меня не покидали. Я же знал, как всё начиналось. Я знал, как было до ИМПЛАНТАЦИИ.