Антон Кулаков: Дерево и пень[СИ]

— Ах ты тварь! — последовал еще один мощный удар в живот.

Марк сгреб Василису в охапку и понес ее к окну.

— Я мечтал о полете, дорогая…

Она не отвечала, кровь текла изо рта, носа и ушей. Василиса превратилась в бесформенное нечто:

— Ты не отберешь у меня сына! — сказал Марк и бросил тело Василисы в распахнутое окно. Но в последний момент у нее открылось второе дыхание и она обхватила Марка и повисла над нем.

— Прости меня! Умоляю! — запричитала Василиса, — я останусь с тобой!!!

— Бог простит! — сказал Марк и начал бить ладонями по ее рукам, а Василиса продолжала причитать:

— Умоляю! Богом заклинаю!

Ее охват ослаб и начал отпускать. В следующее мгновение она уже летела вниз. Марк видел как тело Василисы ударилось об асфальт. Голова лопнула и разлетелась в разные стороны оставив на тротуаре большой красный след.

— Бог простит, — повторил, как в бреду, Марк, — ПРОСТИТ, дорогая! Но не я.

Он повернулся в гостиную. Тела Кудрявцевых исчезли, а пятно крови на стекле журнального столика исчезло. Комнату залил голубоватый свет, и в свечении появилась красивая девушка невысокого роста. Ее лицо было до боли знакомо Марку, но кто она — он не помнил.

— Кто ты? — удивленно спросил Марк.

— Как? Ты меня не узнаешь? — удивилась красивая девушка. Она улыбалась Марку какой–то странной, приятной и страшной улыбкой. За ее наивным взглядом скрывалась какая–то опасность и, похоже, Она готова была раскрыть Марку все свои секреты, сколь страшными и пугающими они не были.

— Марк… Я — твоя Совесть…

Марк приоткрыл дверь и вышел на улицу. Светило яркое осеннее солнце, которое отражалось от окон многоэтажных домов. Он не выходил на улицу и не видел настоящего непридуманного солнечного света почти полгода. Прохожие не обращали особого внимания на происходящее вокруг. И на Марка тоже — хотя видок его было достаточно устрашающий — несмотря на вполне приличную одежду — в остальном Марк выглядел ужасно. Как просидевший в бункере сумасшедший, пережидающий атаку марсиан. Почему–то его внешний вид не отпугнул и не удивил окружающих. Они продолжали двигаться в разных направлениях, каждый следуя своим делам, важным, неважным. А Марк продолжал шагать по тротуару — его первые шаги после возвращения из сумасшедшей реальности, в которой он оказался после крушения департамента и гибели всех близких.

Ноги вели Марка на мост через железную дорогу. К нему он и побрел. Больше всего сейчас он хотел одного. Поскорее умереть. Доказать всему миру что он не боится наложить на себя руки — так как он не трус — он перенес все тягости социальной изоляции, но общей ситуации это не изменило. Вся картина трагедии уже давно стерлась из сознания людей. Они забыли своих героев и антигероев. К тому же, как оно порой и случается, некоторые антигерои оказались героями и наоборот. Кто–то сделал на всем этом карьеру, кто–то умер или свел счеты с жизнью, что в принципе одно и то же. Зачем вспоминать сейчас — когда все уже кончено. Один свидетель трагедии оставшийся в живых опустился и собирается покончить с собой. Второй взлетел еще выше, сделал все возможное для спасения себя и вроде бы счастлив.

Марк подошел к мосту с юга и прошел по нему. Вдалеке показался скоростной поезд. В этот момент Марк заметил ее. На парапете моста с другой стороны перил стояла девушка. Ее лицо было до боли знакомо Марку. Девушка рыдала и явно собиралась прыгнуть вниз. Ветер трепал ее волосы, а слезы капали, пробежав короткий путь по щеке и сорвавшись в бездну, ударяясь о камень и разбегаясь еле заметной влажной отметиной на тротуаре.

— Что ты собираешься сделать? — ужаснулся Марк. Его как будто пронзила молния. С ним за этот день это происходило уже не в первый раз, но ЭТА молния была совершенно иная. Совсем другая молния. ПРИЯТНАЯ молния.

— Не видишь что ли? Я хочу умереть. Я осталась совсем одна! — ответила ему Вика. Она еще не повернулась к нему лицом.

— Не поможет, — сказал Марк, — я сам вернулся из ада и не могу сказать что там хорошо. Это наверное слабое утешение для вас, но сегодня я первый раз с момента панихиды по погибшим в крушении вышел на улицу. Я просидел шесть месяцев в добровольной изоляции окунувшись в истерический мир собственных комплексов и истерий. Я не нашел в этом аду утешения или спасения. Так что своим прыжком ты ничего не решишь.

Вика повернулась к Марку и посмотрела на него. Сквозь жутчайшую небритость, немытые волосы она разглядела знак и упала ему на шею, нежно обняв.