Ант Скаландис - Спроси у Ясеня

Он помнил, как пришел на следующий день в школу и на первой же перемене практически ни за что, придравшись к какой-то ерунде, жестоко побил Ваську Кудина. Васька был задира, но мелкий такой, дохлый, и бить его считалось не совсем приличным. Малин потом извинился, а Васька даже не обиделся – понял.

И было лето семидесятого на даче в Софрино. И он не очень часто играл с мальчишками, редко ходил купаться с ними и мало гонял на велосипеде. Он все больше любил оставаться один. Сидел в доме или в гамаке под березами на участке, или шел на "анизотропное шоссе". В двух километрах от дачи проходила так называемая "бетонка" – стратегическая кольцевая автодорога в радиусе сорока пяти – пятидесяти километров от Москвы, о которой все знали, но которая не была обозначена ни на одной общедоступной карте. Здесь, в районе Северной железной дороги, бетонка была чрезвычайно живописна и ввиду отсутствия вдоль нее (по определению) населенных пунктов навевала романтические ассоциации.

Сергей открыл для себя в то лето "Трудно быть богом" Стругацких и, читая пролог, представлял именно эту, летящую меж полей, зеленых лугов и березовых рощ дорогу. Вот оно – анизотропное шоссе истории. Здесь, бросив под кустами велосипед, он мог подолгу сидеть, глядя на облака в небе, на шумящие кроны деревьев, на редкие машины, проезжающие по бетонке, и мечтать о путешествиях к далеким мирам, о фантастических изобретениях, о машине времени. О машине времени он особенно часто мечтал. Он так хотел вернуться в прошлое и забрать оттуда отца, чтобы они снова были вместе. И он верил, что анизотропное шоссе – это волшебное место, что рано или поздно, здесь начнут исполняться все желания, надо только дождаться этого момента, надо иметь терпение. Он был уже не маленький, он понимал, что чудес на свете не бывает, но страшно любил фантастику, а с помощью фантастики можно было объяснить все, и притом не сказочным, а строго научным образом. И это было здорово. Да, он понимал, что все чудеса – обман, но вместе с тем верил, искренне верил и в машину времени, и в бескорыстную помощь инопланетян, которые умеют воскрешать людей. И особенно сильна была его вера здесь – на обочине "анизотропного шоссе". В этом состояла его маленькая тайна, о которой он никому, никому не рассказывал.

Тем же летом он придумал вечный двигатель.

А осенью учитель физики объяснил ему, почему любой вечный двигатель, в том числе и придуманный Сережей Малиным невозможен, но после разговора с мальчиком физик вызвал маму и посоветовал ей отдать Сережу в математическую школу. Сама идея его изобретения была крайне любопытна, а то, как семиклассник вел научный спор, вообще поразило старого опытного учителя.

Следующий, восьмой класс начался для Малина в физико-математической школе, куда он попал, с блеском пройдя собеседование. Никакой особой любви к математике и вообще к точным наукам Сергей не испытывал. Уже тогда он начал писать стихи и больше всего на свете любил поэзию. Но в математическую школу перешел охотно. Если бы существовали биологические школы, он бы и туда пошел с энтузиазмом, химические, исторические – пожалуйста, литературные – еще лучше, но таких школ не было, а учиться по обычной программе ему было скучно.

В новой школе учились почти одни мальчишки, и все очумительно умные. Девчонок было двое, не настолько умных, зато очень симпатичных, и на первое же Восьмое марта мужская половина класса, пользуясь своим численным превосходством, подарила им по огромному плюшевому медведю и по огромной же "бабаевской" шоколадке впридачу. А Сережа сочинил еще и поздравительные стихи для обеих. На следующий год он уже пел им под гитару. Это было его новое увлечение, не чуждое, кстати, и еще нескольким вундеркиндам из их класса. Одновременно с этим все повально болели шахматами, затаив дыхание следили за успехами гениального Бобби Фишера, прорабатывали, повторяя ход за ходом, его партии со Спасским, устраивали шахматные турниры между классами, даже между школами, а Сергей ухитрился еще и разряд по шахматам получить. Третьим увлечением чокнутых юных математиков было изучение языков. Незнание английского на уровне свободного чтения без словаря считалось между ними просто неприличным, а сверх того полагалось знать хотя бы еще один язык. Пришедшие из французских, немецких и испанских школ пользовались особым уважением. Сергей учился семь лет в простой английской, и в отчаянной попытке взять реванш, принялся изучать арабский. Так в школе началась мода на экзотические языки. Один брался за финский, другой уже бойко лопотал на фарси, третий таскал повсюду учебник португальского, кто-то рискнул заняться хинди, а кто-то – даже японским. Наконец, всех добил Микола (Николай, конечно, но все его так и звали – Микола) Нечипоренко, взявшийся изучать иврит.