Ант Скаландис: Спроси у Ясеня [= Причастных убивают дважды]

Я опоздал на последний автобус. Это было нормально. Для данного периода жизни просто закономерно. А период выдался скверный. Еще в конце моего любимого месяца мая все пошло кувырком.

Сначала я потерял работу и сразу вслед за этим — друга, шустро занявшего освобожденную (от меня) должность начальника издательского отдела. Потом я сильно разбил машину. Очень сильно. А чинить ее было не на что. Во всяком случае, так считала Белка. «Сначала работу найди — потом будешь машину чинить». По-моему, это бьиа ужасная глупость, о чем я и говорил Белке постоянно. А работу я вообще искать не хотел, просто хотел летом отдохнуть, оглядеться, пожить в деревне, может, написать новый роман. Словом, из-за машины мы крепко поругались. Белка кричала: «Да чини ты свою поганую тачку! Уезжай куда хочешь! Отдыхай где угодно! Проедай все деньги! Только без меня!» И повторялось это все с утомительной регулярностью, так что в какой-то момент я действительно был готов развернуться и уехать. И вдруг умерлa мать. Говорят, общее горе сближает. Но, во-первых горе было не очень-то общим, а во-вторых, нам обоим хватило чувства такта лишь до девятого дня. Потом мы начали ругаться с удвоенной силой, как бы пытаясь наверстать упущенное за девять дней трагической тишины. И до того мне стало тошно, что я даже машину решил не чинить. Все равно ведь за один день мне ее никто бы не сделал, а рвануть в деревню хотелось немедленно. Иначе (я слишком хорошо знал и себя, и Белку) я бы уже через день переменил решение и снова увяз в болоте бытового идиотизма. Итак, я ушел из дома.

Была суббота. Белка уехала к тете на дачу в несусветную рань, и, когда она закрывала дверь, я сделал вид, что сплю. Потом встал, позавтракал и неспешно собрался. В последний раз задал корму нашему роскошному сиамскому коту Степану — насыпал «Вискас» в специальную мисочку и оставил на кухне тоненькую струйку воды из крана — по-другому Степан пить отказывался. Расставаться с верным другом было, конечно, грустно, но, что поделать, Белка любила его еще сильнее.

Потом я уложил все необходимое в рюкзак: еды дня на два, блок любимых сигарет «Голуаз» в синих пачках, резиновые сапоги, стопку чистых листов, несколько ручек и шестой том Стругацких с «Малышом», которого могу перечитывать бесконечно. Наконец извлек из антресольных дебрей завернутый в тряпку «ТТ», доставшийся мне год назад за символическую цену — триста баксов. Продал его один надежный знакомый Майкла, я мог быть уверен, что оружие не в розыске. Но Белка, конечно, психовала и только через полгода перестала спрашивать, когда же за нами придут. Применять «ТТ» по прямому назначению мне еще ни разу не приходилось, ну а на пустых бутылках я, разумеется, уже потренировался, забравшись однажды поглубже в лес и не пожалев двух патронов.

Для Белки осталась записка следующего содержания:

«Уехал в Заячьи Уши. Возвращаться не намерен. Надоело все. Зое Васильевне и Марку Львовичу большой привет. Андрюшку забывать не буду.

P.S. Забрал пушку и полторы штуки гринов. Остальное можешь тратить как хочешь».

Остальное — это еще четыре штуки с хвостиком, которые как раз накануне вернул нам Майкл, державший их под восемь процентов. Три штуки мы собирались отдать Лене под десять на весьма долгий срок, так что Белке нашлось бы на что жить без всякой работы.