АНАТОЛИЙ ГОЛОВКОВ - Победившие не вернутся

Гардаш принюхался.

– Обычная гарь.

– Вот и мне так кажется. – Брандмейстер сдвинул каску на лоб и почесал затылок. – Мы подозреваем поджог. Хотя как его докажешь? Улики нужны. А теперь пожарные зальют место происшествия, и будет лишь грязь.

– У нас в России тоже поджигают дома, а потом землю за бесценок скупают, – зачем-то сказал Гардаш, но сразу одернул себя, подумав, какое дело венскому брандмейстеру до русских мошенников.

Морж вздохнул и сказал:

– Повсюду свинство. Но у нас, когда император начинал править, такого не было.

И тут Гардаш заметил на другой стороне улицы двух людей, похожих на монахов, в черных балахонах, подпоясанных толстыми веревками. Их лиц не было видно, лишь черные провалы под низко надвинутыми капюшонами. Ему показалось, что схимники показывают на него пальцами, о чем-то переговариваясь.

От брандмейстера не ускользнул его взгляд.

– Кто эти люди? – спросил Гардаш.

– Иезуиты.

– Местные?

– Нет, говорят, их монастырь в Швейцарии, где-то в горах.

– А что они делают в Вене?

– О!.. Это интересный вопрос! – Брандмейстер понизил голос и добавил: – Я слышал, орден закрытый, вроде тайного клана, пытается контролировать всю Европу. Да и не только. В полиции рассказывали. Они знают о нас все, а мы о них – ничего. Формально они подчиняются Ватикану, поэтому магистрат в их дела не вмешивается.

– Даже если они нарушают закон?

Морж посмотрел на Гардаша заинтересованно и чуть насмешливо.

– О чем вы? Да нам бы от марксистов избавиться! Развелось их, как тараканов! От них, сударь, весь террор! А вы? Небось, тоже начитались дурных книжек? Вы случайно не марксист?

Гардаш рассмеялся.

– Я дворянин.

Морж оглушительно чихнул и добавил с облегчением, отряхивая пепел с плеча Гардаша.

– Вы бы ступали домой, господин. А то жена заругает: одежда ваша дымом пропитается, будете, как копченый окорок. Вы знали господина Вагнера? По глазам вижу, что знали. – Он протянул Гардашу визитку. – Звоните, если нужна будет помощь.

Дождь ослаб, и только редкие капли еще падали в лужи.

Гардаш дошел до улицы на границе парка, и на углу снова увидел людей в капюшонах. На сей раз, их было уже четверо.

Он ускорил шаг. Иезуиты шли за ним, молча, насуплено опустив головы и спрятав руки в рукава.

Что там у них, в рукавах, кто знает? А вдруг кинжалы? Или обрезы? О том, чтобы срезать путь через парк, уже не могло быть речи. Гардаш шел по улице быстро, не оглядываясь и стараясь смешаться с толпой. Увидев подворотню, он резко свернул в нее и спрятался за виноградником.

Он услышал топот каблуков и голоса. Говорили негромко, взволнованно, но на латыни, которую Гардаш ненавидел со времен Петербургской гимназии, и не понял почти ни слова.

Осторожно раздвинув лозы, он увидел иезуитов. Двое показывали пальцами в глубину двора, остальные на подворотню.

Им нужна шкатулка, догадался Гардаш. Иначе бы не устраивали за мной охоту. Но что теперь делать? Бросить им под ноги сверток и бежать? Это тоже не вариант. Особенно, если у них не принято оставлять свидетелей.

Он уже не сомневался, что они с Катей случайно оказались посвящены в чужую тайну. И это уже не нравится некоторым людям. Похоже, они не остановятся ни перед чем. Сердце колотилось так, будто хотело вырваться из груди, кровь прилила к лицу, в глазах темнело.

Гардаш на всякий случай зажал рот ладонью.

Послушав тишину, иезуиты направились через подворотню на улицу.

Гардаш понял, что его ждут у арки. Другого выхода из двора, чем через арку, он не знал.

Успокоившись, он разглядел метрах в пяти за своей спиной пожарную лестницу на стене дома.

Он снял с пояса ремень, прицепил его к саквояжу, перекинул через плечо. Затем рванул к лестнице, допрыгнул до нижней перекладины, подтянулся и стал карабкаться наверх.

Саквояж соскальзывал и бил по ноге.

Но даже на крыше он не чувствовал себя в безопасности. Осталось ждать. Он надеялся, что Катя не ждет его и спит после бурной любви.

Гардаш уселся на приступку каминной трубы, вытащил шкатулку и захотел рассмотреть ее более подробно.

Как инженер, он поразился, насколько точными должны были быть инструменты неизвестного мастера, чтобы добиться такого слияния крышки с корпусом.

В закрытом виде они производили впечатление абсолютного монолита. Это было сделано так искусно, что не нарушалось ни одно, даже мельчайшее кружево бирюзы, рисунки, созданные природой, естественно продолжали друг друга. Между крышкой и корпусом Гардаш проложил носовой платок: он боялся, что шкатулка захлопнется, и он ничего не докажет антиквару.