Сергей Латышов - Когда солнце заходит в последний раз

– Когда вы ушли, мы весь этот долгий день ждали возвращение командира и экипажа. Наступила ночь, а с ней ещё более томительное ожидание; и ночь, казалось, тянулась бесконечно долго. Следующий день мы опять ждали, но никто не приходил, не возвращались ни пилоты, ни вы. Никто ничего не понимал. Некоторые говорили, что пропавший кавказец на самом деле какой-то преступник, который угнал самолёт и вынудил посадить его в этой пустыне и наверно уже за пределами границы. Вы ушли и заблудились или тоже с ним заодно. А экипаж бросил их на произвол судьбы или пилоты арестованы местными властями. Были обвинения и в мою сторону. Что я могла им ответить? Я сама ничего не понимала. Я тоже, как и все, устала от тревоги и неизвестности. – Анна тяжело вздохнула.

Они сидели в пещере у костра. Андрей потихоньку вертел тушку животного над огнём и иногда поливал её водой. Иван ворошил угли, вызывая тем самым сноп искр и недовольство Андрея. Анна сидела на камне обхватив руками плечи, толи замёрзнув, толи прикрываясь, стыдясь своей полу наготы.

– У нас в этот вечер кончилась вода. Отец мальчика сказал, что он уходит к озеру, так как не хочет, чтобы его сын умер через два дня от жажды. Остальные тоже решили уходить, отчаявшись ждать помощь. Никого не пугал переход по каменистой пустыне в семьдесят километров. Я хотела остаться, кто-то же должен был охранять самолёт. Но они меня убедили оставить в кабине записку, на случай если самолёт найдут или кто-нибудь из вас вернётся. Я понимала, что поступаю неправильно, но я боялась оставаться одна.

– Вы ушли, а самолёт остался в долине? – переспросил Иван, еле сдерживая волнение. Девушка кивнула:

– Утром, на рассвете, взяв с собой только необходимое, мы отправились в путь. Остальные вещи, и ваши тоже, мы сложили в передний багажник. Затем я прибрала в салоне и закрыла люк. Уже с холма я обернулась, у меня было предчувствие, что я вижу его в последний раз. Я подавила в себе угрызения совести, всё-таки эта машина была для меня как родной, и побежала догонять ушедших вперёд пассажиров.

Иван с Андреем переглянулись и как бы спросили друг у друга. Может они ошиблись и он стоит там себе на месте? Или кто-то утащил многотонную машину? Или? Ивана глаза сверкнули догадкой. Или немного раньше их вернулся экипаж и, прочитав записку, они вылетели к озеру. Но почему же тогда их нет здесь?

– Мы шли и шли, а пустыня не кончалась. Хотелось пить. У меня кружилась голова от усталости, и всё плыло перед глазами. Иногда я спотыкалась и падала, и мне не хотелось вставать… Дальше я плохо помню, вернее почти ничего не помню, – она сжала пальцами виски, силясь пробудить в памяти дальнейшие события. – Помню, потеряла сознание, потом очнулась: я опиралась о руку отца мальчика, и мы шли мимо скал, спускались сумерки. Потом я, кажется, опять была без сознания, потому что снова ничего не помню. Потом мне казалось, будто я лечу над пустыней, подо мной в темноте проплывали скалы и камни. Дальше темнота и пустота. После, я очнулась в каком-то подземелье или огромной пещере, но её своды светились и переливались огнями. Вокруг кости и дикие завывания, а я лежала на трупе женщины. – Анна посмотрела на них глазами полными слёз. – На той, которая сидела рядом с кавказцем. Вы помните? Она была синяя и какая то худая-худая, будто только кожа обтягивала её лицо и тело. Потом что-то зашумело, и начали падать камни. Меня больно ударило по голове. Очнувшись, я подумала, что уже в могиле. Я была завалена камнями и землей. Я стала раскапывать себя и раскидывать в сторону камни. Потом ползла, вначале по острым переливающимся минералам, потом сквозь какие-то колючие заросли; я очень хотела пить, впереди, кажется, блестела вода, но я уже обессилила, и каждая попытка продвинуться вперёд отнимала ещё больше сил. Вода была рядом, протянуть только руку, но я уже не могла даже пошевелиться и опять провалилась во мрак…– она на несколько секунд замолчала. – А потом… Потом я очнулась в этой пещере и увидела вас, вначале подумав, что этот кошмар всё ещё продолжается…

Анна с каждым днём поправлялась и набиралась сил. Вместе с ней как бы и оживал Андрей. Он становился всё веселее и разговорчивей и теперь часто раздавался его звонкий непосредственный смех, а по вечерам их пещера наполнялась его шутками. Андрей, привыкнув к этой жизни, стал самим собой. По Ивану же трудно было судить о его внутреннем состоянии и душевном равновесии. Иногда он подолгу задерживал свой взгляд на молодой девушке, но потом, снова уставившись в костёр, слушал россказни своего друга, и даже улыбался наиболее удачным его остротам.