Сергей Бойко: Полигон

– Ребята, нельзя дважды войти в одну и ту же реку, – начал я слабое сопротивление сразу после первой рюмки. – «Полигон» – это прошлое.

– Нельзя объять необъятное, – возразил Лавров, разливая по второй, – и нельзя бросать начатое. Полигон держит всех нас за глотку.

– Но ведь я уже пытался…

– Попытки без результатов ничего не стоят. Их все равно, что не было.

– Но они были! Два года жизни…

– Что такое два года в сравнении с вечностью?

– Тебе легко говорить, ты – бессмертный!

– А тебе легко жить! Все равно ни черта не делаешь… Давай заканчивай свой «Полигон»! К тому же он и наш с Полковником тоже. Разница в том, что мы его пережили на собственной шкуре, а тебе надо только написать.

– Так сказать, зафиксировать, – вежливо уточнил Полковник.

Я не придал этим словам должного внимания.

Лавров повторил:

– Мы – пережили, а тебе только бумагу замарать! Чувствуешь разницу?

Это был аргумент. Но я действительно положил много сил на повесть «Над вымыслом слезами…, или Рассказ про конец света», так называемые матросские байки, – в другом варианте я их озаглавил «Суши заказывали? Вот вам!» Мы писали их на пару с Александром Нехорошевым, моим другом: Бякин – так мы звали между собой Нехорошева – Бякин рассказывал мне по телефону свои морские приключения во время срочной службы на Тихом океане, а я оформлял их в литературную форму. Это длилось несколько лет с небольшими перерывами на роман «Solnцелюб» и сценарий «Жаркое лето 2010-го…» – и на Санькины и мои запои, когда у меня не хватало сил справляться с его и своей собственной апатией и ленью. И вот, наконец, этот труд свершился: повесть опубликовали в электронном виде в журнале «Новая литература». Бякин радовался как ребенок и расхваливал мою писанину, будто это были не его собственные истории, а кто-то другой увлекательно поведал ему о своих похождениях, заворожил и даже вышиб слезу. Так он говорил и рвался – и звал меня на Камчатку. А я слушал его – и не радовался. Врать не буду, мне было, конечно, лестно, но я чувствовал себя опустошенным и обессиленным, выжатым до последней капельки, чего со мной раньше никогда не случалось. Я просто не мог радоваться…

Лавров безжалостно продолжал:

– Заруби себе на носу, писатель: жизнь трудна и непредсказуема. Жизнь – живее и разрушительнее смерти! А тебе почему-то жить – легко. Где справедливость? А, Полковник?

– Справедливости нет, – с готовностью отозвался тот. – Как любила повторять своим ученикам Людмила Александровна Кожинова, вдова почившего в бозе великого сценариста Валентина Черныха, который говорил, что его фамилия склоняется только на собраниях, – так вот, эта Людмила Александровна любила повторять своим ученикам: «Дети мои, запомните: справедливости нет!» Паша, дело не в справедливости.

– Тогда в чем? Почему ему жить легко, а нам – трудно?

– А это, потому что он не живет!

– Не понял?

– Он не живет, он – сочинительствует.

– Браво, Полковник! В самое яблочко! Мы с тобой живем на полную и ничего не фиксируем. Поэтому жизнь нас бьет, сжигает, корежит, грызет и ломает – со всех сторон! А его не трогает. Потому что он не живет! Чувствуешь, писатель, какая между нами большая разница? К тому же, ты – лентяй. Ну? Будь здоров, бездельник!

Лавров поднял свою рюмку и расхохотался.

– Присоединяюсь! – широко улыбнулся Полковник, поднимая свою.

– Вы пережили, а я должен обессмертить, – уныло констатировал я. – Будьте вы все здоровы!

Ну что ж, они дали мне почувствовать нашу разницу, – и мое сопротивление пало. Правда, я отвоевал себе условие привлекать их обоих для консультаций – при необходимости – в любое время дня и ночи. Они поначалу наотрез отказались помогать, упирая на то, что, во-первых, у меня есть все необходимые материалы, и, во-вторых, что им некогда. Тогда я уверил их, что материалы давно утеряны, как и старые варианты романа, – врал, конечно, но что было делать? Не идти же у них во всем на поводу!

– Десять лет прошло! – лукаво напомнил я.

Они вздохнули:

– Десять лет… Да, это срок…

В конце концов, они мне поверили и согласились на мои условия. Или сделали вид, что поверили и согласились. И я вспомнил одно из любимых изречений Лаврова, которое звучало так: «Когда я заявляю, что обманываю вас, я вас обманываю!» Да, от него можно было ожидать чего угодно.