Ляна Зелинская - Жёлтая магнолия

– Выкрутишься, конечно! – подмигнула ей Николина, подбадривая. – Вот скажи, на сколько дукатов я сегодня продам товара? А я тебе тоже что-нибудь хорошее предскажу.

– На десять дукатов продашь, – ответила Миа с улыбкой.

Николине легко предсказывать: она каждый день продаёт на девять дукатов и восемьдесят сантимов, и ради того, чтобы предсказание сбылось, на двадцать лишних сантимов она точно кого-то уговорит.

– А я вот что тебе предскажу! Пусть к тебе сегодня придёт… богатый синьор. Да что там богатый… пусть будет очень богатый! И отвалит кучу денег! – рассмеялась Николина, закатив глаза и подбоченясь. – Ты поломаешься, конечно, немного, как настоящая синьора, а потом расскажешь ему всю правду! А может, он и влюбится даже в тебя и позовёт жить к себе в палаццо! Будешь есть на золоте, спать на лебяжьем пуху и есть спаржу, – Николина обернулась и, указав пальцем на лодку, что двигалась навстречу, добавила: – А вон, кстати, и он, явно чалит к твоему берегу! И, судя по всему, это чванливый патриций. Всё, как ты любишь! Ты уж не стесняйся, – добавила она шёпотом, – оборви с него все лепесточки!

– Очень кстати, – усмехнулась Миа, – вот с него я и возьму свои сто дукатов, или пусть плывёт восвояси. И вообще… расскажу-ка я ему всю правду, благо сегодня я очень и очень зла!

– Удачи тебе, Миа! – воскликнула торговка, ловко отталкиваясь веслом от причала.

– И тебе, Николина.

Миа окинула клиента цепким взглядом. Богатая гондола, совсем новенькая, с фигурой ангела на носу. Верх чёрного борта всё ещё отливает свежим лаком, сиденья обиты красной тиснёной кожей, и гондольер, подпоясанный новым кушаком, стоит с таким спесивым выражением лица, словно привёз самого дожа!

Мужчина, сошедший на рива дель Карбон, показался Дамиане на редкость неприятным. Сразу видно – патриций. Уже немолодой и чуть сгорбленный, но покрыт налётом надменности, словно позолотой, да в три слоя! Одет во всё чёрное, как гробовщик, но одежда дорогая – сплошь бархат и атлас. И на ногах не короткие сапоги, какие обычно носят синьоры в пору большой воды, а мягкие замшевые туфли с серебряными пряжками, в каких ходят, наверное, только дожи в своих покоях. Длинные чёрные волосы небрежно перехвачены на затылке широкой лентой. Пряжка на шляпе, пряжки на туфлях, булавка на шейном галстуке, запонки и пуговицы оправлены в серебро. Всё это дорогое, с камнями, и даже одна запонка стоит столько, сколько Миа и за год не заработает. Странно, что этого господина не в паланкине принесли: таким небожителям не пристало пачкать свои туфли о мостовую бедной сестьеры.

– Монна Росси? – мужчина заложил руки за спину и остановился, разглядывая осколки стекла и Дамиану с корзиной овощей.

– Это я, – ответила Миа и, подхватив одной рукой цветастую юбку, а другой корзину поудобнее, направилась в лавку.

После разбитого витража разговаривать с одним из патрициев ей хотелось меньше всего. А ещё ноздри снова почувствовали, как дрожит воздух, принося тяжёлый сладкий запах магнолий. Весна близилась к концу, и деревья в саду Дворца Дожей в центре Альбиции, должно быть, уже зацвели. И, может быть, их аромат долетел сюда от самого Дворцового канала, а может, это Светлейшая снова приподнимала перед ней завесу своих тайн, но этот запах преследовал Дамиану неотступно с раннего утра.

Мужчину приглашать не пришлось. Он, нисколько не стесняясь, вошёл в лавку сам, старательно обходя осколки и чуть прихрамывая на одну ногу. Осмотрел придирчивым взглядом стоящие на прилавке плошки, баночки и мешочки с травами и брезгливо потянул ноздрями воздух. Рассыпанные по полу специи источали сильный аромат.

– Желаете перца или куркумы? – спросила Миа, ставя корзину у прилавка.

– Я слышал, вы торгуете не только перцем, но и тайнами, – произнёс мужчина, разглядывая линялую занавеску, отделявшую лавку от небольшого столика, на котором Миа обычно раскладывала карты.

– Я не торгую тайнами, синьор… как вас, простите? – она посмотрела на гостя, но тот старательно прятал лицо в тени своей шляпы.

– Зовите меня… допустим… Массимо.

– Ну так вот, я не торгую тайнами, синьор «допустим Массимо». Я просто гадаю на картах и кофейной гуще, – ответила Миа прямо, стараясь не выдать явно своего раздражения.

Не любила, когда клиенты начинали разговор так витиевато и издалека, словно бы намекая на то, что она занимается чем-то незаконным или неприличным, и они не хотят в этом испачкаться, назвав вслух карты картами, а гадание гаданием.