Леонид Поторак - Сатья-Юга, день девятый

— Бывает, — подумав, согласилась Катя. — Вы мне лучше скажите, а Бог, — что он делает с сатанистами? Если они попадут в ад, вроде как он их не наказал, а если в рай — тоже как-то странно…

— А правда, — сказал таксист.

— Вы же знаете.

— Да не, я о другом, — его лицо, вернее, та его часть, что была мне видна в узком зеркальце, приняло непривычно растерянное выражение. — Зачем ей память стирать-то, а? Она, — таксист пошевелил губами, выбирая из захламленного разума слова. Разум его был похож на салон «Жигулей». — Она ничего не знает, а верит. А я все знаю. А верить больше не смогу. Потому что знаю. А забуду — может, снова смогу.

— Банально, но верно, — Дарья решилась вернуть руку мне на локоть, только затем, чтобы я опять отодвинулся. Катя, сидевшая на месте штурмана, не видела Дарьиных рук и явно недоумевала, чего я ерзаю.

— Катя, — я старался говорить мягко, но без снисходительности. Кажется, удавалось, — Ваша жизнь наполнена великим смятением. Но потом жизнь станет прежней, и продлится она столько, сколько вам положено. А смятение останется, и Дарья в общем-то права: прожить человеческую жизнь, помня о том, что случится сегодня, не слишком приятная перспектива.

— Завидовать вам буду? — понимающе кивнула Катя.

— Скорее будете мечтать еще хоть раз коснуться высоких сфер. Это как наркотик для человека.

— Как Иванушка Бездомный, — Катя невесело улыбнулась. — «И при луне мне нет покоя». Хотя, нет. Скорее, как боров Никонор Иванович. Таксист включил радио, и оно ударило по ушам таким смертельным дабстепом, что я не выдержал, и, прокрутив в уме тех своих клиентов, чьи имена и тексты помню, дотянулся до приемника, и, толкнув рычажок, включил Калугина.

Мы остановились у знакомого мне перекрестка. Снегу навалило еще больше, чем прежде, и если я и таксист вылезли на относительно свободное пространство, то Катя с Дарьей шагнули в сугроб, о чем немедленно нас оповестили, адресуя угрозы в основном таксисту.

— Тш-ш-ш, — я быстрым взглядом очистил женщин от снега.

Они еще какое-то время стояли, опешив. Они еще не поняли, что больше я не строю из себя человека.

— Хорошо получилось, — одобрил таксист. Мне показалось, что он хочет добавить: «молодец».

— Ну, — сказал я, — дорогие мои коллеги, поздравляю вас с приближающимся событием, которое, я уверен, еще не раз назовут самой значимой дачей показаний в истории ста четырнадцати миров. Ваши имена будут записаны на скрижалях, — имена тех, с кого начался золотой век Вселенной, Сатья-Юга, Эра Милосердия, Конечное Исправление наших и ваших жизней. Так, небольшие формальности… — я раздал каждому из новообращенных свидетелей по серебряному перстню с крупным ониксом.

— Круто-о! — совсем уж по-детски сказала Катя, и тут же покраснела. — Извините, Серафим. Что это за камень?

— Черный оникс, — я осторожно подгонял размер перстня по Катиному пальцу. — Концентрированная ночь. Традиционный знак свидетеля или агента.

— Еще и агенты есть?

— Катенька, — очень спокойно сказала Дарья, — я тебе потом расскажу. Не морочь Серафиму голову.

— А тебе не все равно, кто там есть? — сказал таксист.

— Да мне не мешает, — я рассмеялся. Все-таки мне нравились мои свидетели. — Агенты уже очень давно не привлекались. И ни разу — на Земле. Если что. Кольца не жмут?

В глазах Дарьи плыла не поддающаяся быстрой расшифровке мысль. В конце концов, я понял, что в ней было необычного — Дарья, впервые со времени нашего знакомства, думала не о мужчинах. Дарья думала: «а можно себе оставить?»

— Колечки вам на память, — сдерживая смех, объяснил я, и Дарья расцвела.

— А как я вспомню, откуда оно взялось? — спросила Катя.

— Ты же девушка, — удивился таксист. — Зачем тебе помнить, откуда кольцо взялось?

Где-то наверху просиживали штаны мои херувимы и престолы. Они сейчас, безусловно, перекидывались скомканными текстами закрытых дел, выбирая мазилу. Мазила в наказание за косой глаз и нетвердую руку отправлялся на какой-нибудь особенно скучный вылет вместо назначенного мной посланца. Так было всегда, и я бы давно навел у них шороху, если бы не знал — у других серафимов творится примерно то же. Я пожалел ребят и не стал их дергать.