Литтмегалина - Синие цветы II - Науэль [litres самиздат]

– Маленькая неблагодарная сволочь! Я требую от тебя уважения! Ты живешь за мой счет, ничтожество, и если я прекращу содержать тебя, оплачивать твои бредовые затеи, наркотики, шмотки, ты просто сдохнешь. Ты не в состоянии сделать ничего для себя, ничего вообще!

Ох. Когда я видел этого типа по телевизору, он использовал совсем другие выражения.

– Я сдохну, папуля, уж будь уверен, вот только прежде изведу тебя. Да я скорее стану сосать у дальнобойщиков, чем ты получишь хоть каплю моего уважения. Давай же, закрой мой счет, и я устрою тебе такие конфетти, что ты задергаешься, как под током. Я себя не пожалею, лишь бы опозорить тебя. Всем расскажу, какое ты циничное двуличное чудовище.

– Вперед, разгроми мою карьеру, доведи до разорения, чтобы тебе стало нечего брать.

– Выбирая между собственным благополучием и твоим неблагополучием, второе для меня предпочтительнее.

Наоравшись, Стефанек прятал зубы, сворачивался мягким довольным клубочком. Сбежав из дома в четырнадцать лет, первое время он жил по друзьям – в то время они у него еще были, это позже он все чаще предпочитал проводить вечера с иглой, книгой и парой пластинок. Периодически его насильно возвращали в лоно любящей семьи, и тогда он устраивал показательные суициды, изуродовав шрамами запястья. И таки добился своего – родители оставили его в покое.

К середине мая фильм был завершен и направлен на комиссию по присуждению возрастного рейтинга, где его моментально признали недопустимым к прокату из-за «провокационности и аморальности содержания». Стефанека это мало огорчило – у нас в любом случае не было шанса вывести «Заблудившегося» на большие экраны. Однако он был решительно настроен отстоять право выпустить фильм на видеокассетах, пусть с максимальной возрастной маркировкой.

Таскание по инстанциям в защиту любимого детища оставило Стефанека веселым и раздраженным.

– Заставили писать объяснительную, как в школе. Накатал им пятнадцать страниц чистого глумления – «Мой фильм вовсе не о том, что в нем показано». А они не въехали в сарказм и все утвердили, представляешь? У них охренительные представления о запретности. В час дня демонстрировать по телеку тело убитой маленькой девочки не запрещается, но стоит добавить в фильм пару накрашенных мужчин – и он сразу попадает в опалу как опасный для психики и угнетающий эстетические чувства.

Итак, в начале июня фильм все-таки поступил в продажу, и… и, собственно, на этом все. К середине месяца Стефанек сдал экзамены – успешно, воцарилась невероятная жара – невыносимо, а «Заблудившийся» продался в количестве семи экземпляров – абсолютно безнадежно. Кассеты пылились на складе, Стефанеку приходилось оплачивать хранение. Он никак это не комментировал и поступил так, как поступал всегда, когда неуютный и враждебный окружающий мир становился еще более неуютным и враждебным – погрузился в свои фантазии.

Голову Стефанека переполняли образы, персонажи, постепенно обрастающие плотью, и обрывки воображаемых диалогов. Когда он начинал говорить об этом, его было сложно остановить – думаю, это основная причина, почему у него не было близких друзей.

Как-то один парень перебил его:

– Думаешь, твои истории и картинки имеют значение, влияют на что-то? С тем же успехом ты мог бы ковыряться в зубах.

Стефанек ощетинился в один миг.

– А ты влияешь на что-то? Так нужен ли ты вообще? – он выплевывал слова словно пули. Когда его мир обесценивали, он терял контроль над собой.

Уже тогда реакция Стефанека показалась мне настораживающей.

Я все-таки укололся, но не со Стефанеком. Неумело, с третьей попытки воткнув иглу в тоненькую, почти невидимую вену, я все же ощутил легкое беспокойство. «Верный способ пустить жизнь под откос», – предупреждал меня Дьобулус. Не знаю, зачем я это сделал. Из какого-то непонятного протеста. Я уже был плохим мальчиком. Мне хотелось стать еще хуже. Почти три месяца я отлично жил со Стефанеком. Мне не хватало хаоса.

Какого-то острого кайфа я не почувствовал. Определенно не то, за что стоит умереть. Моя нервная система привычно впитала что дали. А я, слегка разочарованный, поехал домой.

Когда Стефанек узнал о моем поступке, он расстроился. Я пообещал ему, что больше не буду это делать. Но второй раз понравился мне больше, а третий пошел вообще отлично. Финал был предсказуем – я быстро подсел, и впоследствии Стефанек смирился, как смирился с тем, что завяз сам. Возня с фильмом окончательно сошла на нет, и жизнь уже не требовала от Стефанека включенности. Старый друг позвал его нежно, и он вернулся к нему. Все возвращалось на круги своя.