Инна открыла сразу, будто стояла возле дверей. На девушке был старый плащ и стоптанные туфли на низком каблуке. Даже в таком незамысловатом наряде она выглядела настоящей красавицей, и я невольно залюбовался ей.
– Уезжаете? – поинтересовался я.
– Это вы спасли меня той страшной ночью? – не отвечая на мой вопрос, выпалила она.
Я молчал, Инна напряженно ждала ответа. Ее глаза встретились с моими, и я успел заметить в них некий интерес к моей скромной персоне.
– Так это вы стреляли тогда? – еле слышно проговорила она.
– Точно, – не стал запираться я.
– Горницкий очень опасен. Вы плохо представляете себе, с кем связались! Он уничтожит вас. Бегите отсюда пока не поздно! – она взяла с пола маленький фанерный чемоданчик и вновь посмотрела на меня, – хотите, сбежим вместе? – вдруг произнесла она дрогнувшим голосом.
– Боитесь бежать одна?
– Боюсь, – кивнула она, – он найдет меня везде. Горницкий знает мой московский адрес…
– Горницкий мертв, теперь он не опасен. Я специально зашел сообщить вам эту новость. Теперь вы свободны и вольны делать то, что вам заблагорассудится. Честь имею!
Я повернулся уходить, но Инна схватила меня за руку.
– Подождите ради Бога…
Я остановился. Лицо девушки было бледным от волнения, она открыла старинный книжный шкаф и сбросила на пол несколько томов Максима Горького. За книгами показалась тонкая кожаная папка.
– Возьмите, – она протянула папку мне.
– Что это?
– То, что Горницкий прятал ото всех, он берег эту папку, как зеницу ока. Однажды я подсмотрела за ним, и обнаружила место, где он ее хранит. Думаю, эта пака теперь ваша.
– Спасибо, надеюсь, ее содержимое заинтересует знающих людей.
Я взял папку и пошел выходу. Инна смотрела мне вслед. Громко хлопнув дверью, я сбежал с крыльца и уселся в машину. На сей раз, Дадуа рванул фургон прямо с места. Мы с Солодовниковым едва удержались, чтобы не свалиться на пол.
– Нельзя ли потише? – вырвалось у меня.
– Ты сейчас был у пассии этого Горницкого? – холодно спросил Дадуа.
– Был, – кивнул я.
– Смотри, не закрути с ней роман. Это против наших правил.
– Я знаком с правилами работы отдела, – процедил я сквозь зубы, – вообще-то у меня и в мыслях не было затащить эту девчонку в койку. Я получил от нее папку с кое-какими бумагами Горницкого…
– Что там?
– Сейчас посмотрим
Я открыл маленький золоченый замочек и присвистнул от удивления. В папке лежал всего один пожелтевший от времени листок. На нем выстроились какие-то странные значки и символы. Сомкнувшись в длинные ряды, символы не разделялись ни знаками препинания, ни пробелами. Внизу были старательно нарисованы двенадцать перечеркнутых кружков. Один кружок оставался чистым, не зачеркнутым.
– Это что за письмена? – удивился Вахтанг.
– Это бесопись, – с ходу определил я, – нечисть общается между собой посредством этих странных символов и значков.
– Что же здесь написано? – не отставал Дадуа.
– Не знаю, – пожал я плечами, – нужно спрашивать у профессора Мухоморова, он всемирно признанный знаток бесописи.
– Обязательно выясним у старика.
Дадуа увеличил скорость и сосредоточился на дороге. Теперь мы неслись на пределе возможного. Фургон показал невиданную прыть. Чувствовалось, что над ним потрудились лучшие механики нашего всесильно ведомства.
– Нужно застать Мухоморова на службе, дома разговаривать с ним бесполезно, или спит, или пьян, – пояснил Вахтанг, еще быстрее разгоняя свой автомобиль.
В Москву мы прибыли лишь вечером следующего дня, но все же застали профессора на службе. Он сидел в своем кабинете и тщательно изучал какой-то древний манускрипт.
– О чем здесь писано, профессор? – не здороваясь, пророкотал Дадуа.
Вахтанг достал из папки бумагу Горницкого и, бесцеремонно отодвинув в сторону манускрипт, положил ее на стол Мухоморова.
– Нуте-с, нуте-с – пробормотал профессор, доставая из кармана пиджака старую лупу в черепаховой оправе.
Мухоморов читал бумагу больше часа. Наконец он отложил лупу в сторону и торжествующе поглядел на нас.
– Да уж, доложу я вам! – важно изрек старик.
– Что это за бумаженция? Говорите, не тяните, ну же! – поторопил его Вахтанг.
– Обычный, даже, можно сказать, типовой контракт между Горницким и его персональным бесом, – пояснил Мухоморов.
– Растолкуйте нам, – потребовал Дадуа. – выходит дело, Горницкий продал свою черную душу дьяволу?
– Можно сказать и так, – откликнулся профессор.
Читать дальше