Анна Калина - Его любимая Кошка [СИ]

— Не проще ли было отравиться? — задал лорд Файс вопрос пустоте, — к чему эта эквилибристика?

Пустота отмалчивалась, Рик вздохнул и слез с перил. Оставалось ждать заключения врача. А до этого обойти дворец, проверить стражу, постовых в саду. Чувство ответственности за чужие жизни угнетало, будто он снова был на носу боевого судна, а за спиной притихшая команда ждущая распоряжений. Только на войне немного проще — там враг ясен и понятен, его расположение даже обведено кружком на карте. А в этой новой мирной жизни врагом мог оказаться тот, кого все считали другом или союзником.

Первым делом я заперла двери в свою спальню и попыталась отдышаться. Сердце колотилось в груди и мысли путались. Не могло же мне померещиться такое… но я точно видела, как глаза мертвой девушки из зелёных стали карими. В один миг, будто зелёная краска утекла в зрачок.

— Руфус, — тихо позвала я.

Тишина. Спит паршивец. Тут такое, а он спит… я достала из тумбочки старинный перстень, который часто носила на цепочке вместо кулона, но сегодня не стала надевать. Так и было, камень матово блестел, лишившись заметного синего свечения. Осторожно провела пальцем по прохладному камню, потом потерла сильнее.

— Руфус! Проснись ты, лежебока потусторонний!

Камень в перстне слабо засветился, из почти чёрной его середины рассыпались крохотные искорки цианового цвета, пока сам камень не принял привычный окрас. Тонкая струйка светящегося тумана выстрелила из перстня, проявляя в воздухе сонную полупрозрачную фигурку лиса. Руфус любил образы животных.

— И чего ты орёшь? Режут? — лениво зевая, прошамкала призрачная тварь.

— Прыгают, — выдохнула я.

Руфус перестал демонстрировать мне свои гланды и, захлопнув пасть, удивлённо уставился на меня своими чёрными глазками-бусинками.

— Куда?

— Вниз с балкона, — пояснила я и прошла к кровати.

Присела на мягкий матрац, потом вообще легла, раскинув руки. От волнения слегка кружилась голова и вздрагивали пальцы, но я точно знала, что увиденное там, у лестницы, не было игрой света и тени.

— Когда ты так говоришь, то чувство, что с балкона сиганула ты, — слетая на кровать, пробормотал Руфус, — причём летела головой вниз.

Лисёнок пробежался по покрывалу, сев рядом с моей головой. Я положила руку на глаза, одновременно защищая зрение от мягкого свечения Руфуса, и пытаясь собраться с мыслями.

— Только что в дальнем крыле дворца прыгнула с балкона горничная, — прошептала я, — и я могу поклясться, что её глаза поменяли цвет после смерти.

— Хм, — изрёк Руфус.

Я почувствовала, как зверёк лёг рядом, положив мордочку у самого моего уха. Он часто так ложился, дугой выгибаясь вокруг моей головы, мордочку укладывал возле уха, а хвост забрасывал на грудь, будто обнимал.

— И что с того? — послышался его ленивый голос.

Я от такой реакции резко села. Нет, к тому, что Руфус эгоистичен и ленив, я давно привыкла. Но вот такое…

— В смысле «что с того»? — прошипела я. — Человек умер. А её глаза…

— Её глаза — её проблемы, — тоже садясь, произнёс лис, — какое тебе дело до её проблем и её глаз?

— А если это какая-то тварь?

— Какая? — произнёс дух, склоняя пушистую голову на бок.

— Не знаю, — начинала я злиться, — это ты у нас знаешь их всех в лицо и по названиям!

Руфус показательно задумался, почёсывая макушку кончиком своего пушистого призрачного хвоста. Для вида даже прикрыл глаза. Потом всё же отрицательно мотнул головой.

— Таких не знаю, — фыркнул лис.

Ясно. Придётся лезть в схрон. Я ещё раз проверила дверь и быстрым шагом направилась к камину. Там, внутри дымохода, в нише кладки лежало то, что я берегла и прятала от посторонних глаз. Впрочем, свои знания я тоже клялась прятать и не проявлять перед людьми. Я пыталась жить нормальной жизнью, но как это возможно, если ненормальное время от времени в эту жизнь врывается?

Книги всё так же лежали в нише, обёрнутые толстым слоем тряпья и старых, пожелтевших газет. Зашуршала старая бумага, с тряпья осыпалась на пол сажа. Шелест страниц, запах старых чернил… С каким трудом и риском я доставала эти книги. Эти зарисовки, записки. Часть из них рисовала моя мать… которую считали сумасшедшей. Безумная Абигейл (как звали мою мать крестьяне) не была сумасшедшей. Точнее, была, но я точно знала, что именно послужило причиной утраты ею рассудка.

— Может, это банальный одержимый? — произнёс Руфус, слетая на пол.