Виталий Останин - Остерия Старый конь Дело второе - Браватта

Руки выполняли работу сами, без участия мыслей. Глаза следили за дракой на лестнице. Уши ловили каждый посторонний звук.

Вытащить шомпол. Прочистить ствол.

Клинком да Гора отсек противнику несколько пальцев на руке. Не обращая на это внимания, тот стукнул окровавленной культей в грудь барону и Бенедикт завалился назад.

Из сумки на поясе вытащить бумажную свертку с порохом. Надкусить.

Захрипел, забулькал и упал Карелла. Рука одержимого (голая рука!) вырвал ему кадык и отбросила комок мяса в сторону.

Засыпать порох на полку. Остальное засыпать в ствол.

Бельк несколько раз воткнул свой нож в спину того наемника, который отбросил Бенедикта, и быстро отскочил. Рука одержимого свистнула в ладони от его лица.

Утрамбовать порох. Положить в ствол пулю. Прижать пыжом.

Ипий бросился к Роберто, что-то невнятно крича.

Ключом взвести пружину замка.

Пьяный капо ухитрился подсечь одержимому ногу.

Наконец, когда пистоля была готова к стрельбе, Мерино повторил тот же прием, что исполнил недавно в комнате. Приблизился на три шага. Дождался относительной неподвижности поднимающегося на ноги одержимого и выстрелил ему в голову.

Каша из костей и мозгов разлетелась в разные стороны, забрызгав Бенедикта и пьяного капо. Второй слуга колдуна обернулся на звук выстрела. Праведник отчетливо, будто все вокруг было залито ярким дневным светом, увидел его глаза. Желтые. С узкой полоской зрачка. Очень похожие на глаза гикота, только куда более звериные.

Ипий ударил его кордом в голову, как топором — сверху вниз, держа короткий меч двумя руками. Лезвие остановилось только дойдя до переносицы. Глаза последнего одержимого будто мигнули и вновь стали человеческими. Обычными карими глазами с расширенными от ужаса зрачками. Потом человек упал.

Праведник еще раз глянул по сторонам. Почудилось или за спиной было какое-то движение? Дэниз? Никого не обнаружив, перевел взгляд на оставшихся на ногах. Бенедикт, пьяный капо, Папочка Ипий и Бельк.

— Драть... — глаза старшего инквизитора перебежали с убитого Карелла на тела двоих телохранителей барона, и он, словно лишившись костей, опустился на ступени. — Да как же так-то?..

И зарыдал.

Мерино понимал Торуго. Потерять воспитанника — это очень тяжело. Винишь даже не его убийцу, а себя. В том, что плохо воспитал. Не прикрыл. Выжил, наконец, когда тот отправился на встречу с Единым. Понимал, но давать волю его горю не собирался. Нужно еще было обыскать дом. Найти колдуна, которого защищали одержимые.

— Бенито — правое крыло. — сказал он инквизиторам. — Мы с Бельком — правое. Что-то увидите — кричите, будто за вами демоны гонятся.

Воспитанник кивнул и поспешил в сторону правого крыла здания. А друзья направились к левому. Задержавшись на минуту возле Ипия.

— Прийди в себя. — сказал ему Мерино и тронул за плечо. — Роберто мертв, а Лунный волк жив. Вставай. Надо найти его и отомстить.

Папочка всхлипнул и кивнул. Размазал перчаткой слезы и кровь по лицу. Поднялся.

— Идите. Я за вами.

Дом был пуст. Мужчины обыскали всю виллу и окрестности, заглянув и на чердак, и в подвал, но не нашли Лунного волка. Убийца был здесь и был недавно. Но теперь его тут не было. Нашли только его трость, оставленную в библиотеке на втором этаже. Горящие свечи и набор для письма на столе.

Стражники, стоящие в оцеплении, божились, что никого не видели и не слышали.

— Сбежал, пока мы с его слугами дрались! — высказался Бенедикт. — Вот тварь! Двух… Трех человек из-за него потеряли, а он сбежал!

Барон был в ярости. Мерино его хорошо понимал. Убийца мог так много рассказать, пролить столько света на все темные места этого заговора против Фрейвелинга…

Людей тоже было жалко. Особенно мальчишку-инквизитора.

“Один раз Бельк от него смерь отвел. Да, видать, на роду ему было написано не жить до старости”.

Ипий, после смерти Роберто стал выглядеть будто засохший лимон. Резко проявились морщины, вокруг глаз появились синяки, а в самих глазах плескалась тоска. Сидел рядом с телом Роберто и молчал, глядя перед собой. Праведник несколько раз порывался подойти к нему, сказать какие-то слова утешения. Но так и не решился. Что тут можно было сказать? Он выполнил свой долг? Он в лучшем мире? Да ему ведь и тридцати не было!

Людей было жалко, но жалость к погибшим была довольно тусклой. Мерино, скорее, чувствовал себя смертельно уставшим. Как портовый грузчик, перекидавший сотню корзин со свежепойманной рыбой. Обычное дело после сильных эмоций. Все-таки не каждый день сталкиваешься с одержимыми.