Виталий Останин: Вендетта [СИ]

Дурацкая это вышла схватка. Уж чего-чего, а схваток, драк, стычек и столкновений Людовико Вира в своей жизни навидался. Лет, пожалуй, пятнадцать, если не все двадцать, все что в его жизни было, так это схватки, драки, стычки, а еще выпивка и дорога.

Единый, обладая отменным чувством юмора, распорядился так, чтобы последняя привела его к монастырю менестериалий. На самой границе земель Карфенакского Домината. Именно в тот момент, разумеется, когда одному табранскому лесному рыцарю приспичило отправиться эти земли пограбить.

Их было полтора десятка — пятеро конных и десяток пехотинцев. Скверно вооруженных и бедно экипированных, но готовых убивать. Такого отряда более чем достаточно, чтобы безнаказанно грабить деревни и подобные монастыри в глухомани, на что разбойники и делали расчет. Всего-то и надо было подняться на холм, пинком открыть ворота и хорошенько поживиться.

Правда, этот план, вполне рабочий в других обстоятельствах, не учитывал шестерых путников, согласившихся за еду и кров защищать древние каменные стены и их обитательниц.

Наемник пригладил вислые усы, в очередной раз с неудовольствием отметив, что на кончиках их уже полно седины, приложился к прикладу мушкета, выцелил центральную фигуру из нападавших, и выстрелил.

До крупного мужчины на коне, единственного из всей банды закованного в практически полный латный доспех с глухом шлеме, было не менее пятидесяти шагов. Расстояние, можно сказать, предельное, в других обстоятельствах Вира выждал бы, подпустил врага поближе. Будь тот один, без дружины, по которой тоже еще надо успеть отстреляться.

Когда дым от выстрела развеялся, наемник обнаружил, что попал. И еще как попал! Тяжелая мушкетная пуля вошла всаднику в незащищенное доспехом бедро. И наделала там дел — Единый защити! Раненый упал с лошади и сейчас лежал на стылой земле, крича от боли и зовя на помощь.

— Не жилец. — больше для себя, чем для кого-то еще, произнес наемник. И поправился. — Если, конечно, его сейчас не отволокут к лекарю и не остановят кровотечение. И мы дадим вам это сделать, сеньоры… м-да. Но ходить он не сможет долго.

Потом вспомнил, что стену он защищает не один, и рявкнул:

— Ру, язычник ты богомерзкий! Какого демона дрыхнем!

Стоящий рядом димаутрианец с огромным луком, повернул к Вире свое смуглое лицо. Словно высеченное из мокрого песчаника, оно не дрогнуло — паренек был не робкого десятка. Спокойно, будто в пятидесяти шагах отсюда не находились люди, желающие предать ужасной смерти всех, до кого смогут добраться, он молвил.

— Я посвящен ваш бог, сенёр Вир.

После чего вскарабкался на гребень стены, встал поустойчивее, оттянул тетиву к уху и тут же отпустил ее. Превратившаяся в тень стрела исчезла из виду, чтобы удар сердца спустя появиться в крупе другой лошадки — одного из подчиненных раненного.

«Меньше на двух конных. — подумал Вира, большую часть прослуживший в пехотных подразделениях. — Не люблю кавалерию!»

Визг животного, похожий на детский крик резанул по ушам, заставив наемника досадливо поморщиться. Так он и не смог привыкнуть к тому, что в людских стычках страдают обычно никому зла не желавшие твари.

Он хотел было высказаться по этому поводу, но удержал себя. Понимал, что это было бы неуместно, да и сам отдал Ру такой приказ. Лук димаутрианца был малоэффективен против доспехов всадников.

А принявший веру в истинного Бога дикарь, тем временем, ранил оставшихся трех лошадей. Не не спрятался за стеной, а остался стоять в полной готовности продолжать стрельбу. Но не стреляющий, они сразу это оговорили. Лучше обременить отряд нападающих раненными людьми и животными, нежели ожесточить их сердца смертью товарищей.

Теперь же конницы у противника, считай, нет, двое подручных раненного рыцаря тащат его прочь, а юнец, не иначе, как оруженосец, опасливо поглядывая на ворота в монастырской ограде, уводит раненых животных подальше.

А вот пехота продолжала переть вперед. Закрывшиеся большими щитами — вот же глушь-то ваш северный Карфенак! — они были почти неуязвимы на такой дистанции для стрел, а мушкетов у защитников было всего три, один из которых еще предстояло зарядить. Еще имелась аркебуза, древняя, как сам этот монастырь, но вполне рабочая, и два пистоля, которые Вира берег для ближнего боя.

— Пора, ди Ноцци!

Ворота слегка приоткрылись и атакующим пехотинцам явился дворянин и волшебник Кайе ди Ноцци собственной персоной. Совсем юный, тощий как жердь, одетый в некогда голубой, ныне ставший неопределенного цвета, камзол, он держал в руках раскрытую книгу, а на лицо натянул настолько возвышенно-отстраненное выражение, что хоть картины с него пиши.