Ольга Коротаева - Семь невест некромага

— У меня нет жениха, Вукула.

Тот изогнул брови:

— А Генрих?

Я произнесла как можно спокойнее:

— Генрих — мой муж. Мы обвенчались с инститором в тот же день, когда он вытащил меня из подвала Севира… Из того самого, где некромаг ждал тебя, чтобы убить меня на твоих глазах. — Я саркастично скривилась: — Чтобы ты испытал весь спектр отчаяния и боли. Ничего не напоминает? Не спали я тогда синеглазого гада, все мы были бы уже мертвы… Точнее, я мертва, а ты вечно служил бы нежитью у некромага.

Меч, который Вукула держал в руках, опустился, дыхание волколака стало рваным, а на щеках заалели пятна болезненного румянца.

— О чём ты говоришь?

Я горько усмехнулась:

— Ты пытался манипулировать некромагом, а он обвёл тебя вокруг пальца… Воспользовавшись возможностью, решил заиметь в свою коллекцию новый артефакт, наполненный силой семи ведьм! Чтобы быть уверенным в твоей победе над Крамором, Севир тайком обратил множество твоих союзников в нежить. В курсе, что эти твари не боятся боли, не страшатся умереть? Идеальные воины! А после того, как ты стёр бы городок инститоров с лица земли, Севир бы пригласил тебя к себе в гости… Не знал, что у него в столице огромный дом? Практически замок! Там он планировал лишить тебя всего, чего ты достиг. А я… — Сурово посмотрела на угрюмого волколака и кивнула: — Да-да! Весь спектр отчаяния и боли, как ты заказывал, я уже испытала там.

Пальцы волколака разжались, и меч со стуком упал на пол. Я, с трудом передвигая непослушные ноги, медленно приблизилась к волколаку и, протянув руку, осторожно прикоснулась к его щетинистой щеке:

— Мы оба получили шанс на новую жизнь, Вукула. Я воспользовалась им и стала другой. Выбор за тобой: продолжишь ли ты ненавидеть ту глупую ведьмочку, что причинила тебе столько боли, или выйдешь из леса отчаяния и боли, чтобы найти свою, — новую! — дорогу в жизни?

Вукула смотрел на меня, и его зелёные глаза, казалось, ничего не выражали. Волколак поднял руку, в которой только что держал меч и прижал своей шершавой ладонью мою руку к своей щеке.

— Я готов, Мара, — тихо проговорил он, — если ты пойдёшь по этой дороге вместе со мной.

Я сузила глаза:

— Сказала же, что замужем!

Правый уголок рта Вукулы дёрнулся, обнажая в хищной усмешке белоснежные зубы:

— Сделать тебя вдовой?

— Только попробуй! — не сдержавшись, воскликнула я и, выдернув свою руку, тяжело задышала: не хватало ещё, чтобы волколак лишил меня такой долгожданной первой свадебной ночи! Но гнев и спешка ни к чему хорошему ещё не приводили. Я глубоко вдохнула и серьёзно посмотрела на Вукулу: — Уверена, что ты уже пытался, и, скорее всего, не раз. Потому и пришёл ко мне, чтобы попытаться переманить на свою сторону… Угрозами, скорее всего. Но это всё бесполезно! Неважно, как ты раздобыл меч Генриха, я знаю, что мой муж жив!

— Правда? — глухо спросил Вукула. — Но я не отступлю. Неважно, чего мне это будет стоить, ты пойдёшь со мной!

Его взгляд исподлобья совсем мне не понравился, но я старалась не поддаваться тревоге. Отступила на шаг и подняла перед собой руки:

— Знаешь, почему меня принимают в инститоры без длительного обучения и тяжелейшего испытания? Я продемонстрирую тебе причину особого отношения хранителей к бывшей ведьме. Смотри внимательно! — Сложив пальцы на обеих руках так, как учил меня Олдрик, я щелчками вызвала два маленьких огонька и мило улыбнулась: — И помни! Это ты изменил меня…

Лицо Вукулы побелело, он невольно отшатнулся и выставил руки вперёд ладонями, словно пытаясь защититься. Глаза волколака замерцали разноцветными всполохами, совсем как тогда, — во дворе Даньи, — а очертания тела поплыли белесым туманом. Миг, и передо мной, скалясь, стоял огромный белоснежный волк. Ещё мгновение, и он исчез…

Я же не двигалась с места, даже старалась не моргать, но ни мерцания, ни движения так и не заметила. Кажется, Вукула действительно ушёл. Надеюсь, не только из моей квартиры, но и из моей жизни. Но, опасаясь, что это очередная ловушка, я всё же напряжённо прислушивалась, ожидая нападения в любой момент.

— Стоп!

Я послушно изменила положение пальцев, — огоньки пропали, — и только потом обернулась: на подоконнике сидел изрядно потрёпанный Генрих! Лохмотья одежды местами алели пятнами крови, а лицо казалось измождённым, но изумрудные глаза ярко сверкали. Когда я посмотрела в них, все вопросы, — как он забрался, как сумел тихонько отворить окно и, вообще, почему воспользовался таким странным способом, — растаяли без следа.