Александра Гринберг - Жнец крови и пепла [СИ]

Ему просто нужна Киара, прямо сейчас. Красивая, живая и теплая, в чьей груди ещё не торчал жуткий железный нож, отравляющий её кровь и тело.

Перед аркой, ведущей в Зал мертвых, пришлось остановиться — путь преградили два архимага. Марк помнил их фамилии — Флорас и Кинтеро.

— Посторонним нельзя, — коротко сообщил Флорас, глянув на него недовольно.

На их настрой Марку было плевать — там, за стенами, он слышал голос Киары, о чем-то разговаривающей с Анаис.

— Я не посторонний, — огрызнулся Марк, сделав шаг вперед, но был остановлен выставившим руку архимагом. — Мне нужно к Киаре.

— Тебе нужно домой, мальчик, — ледяным тоном сообщила Линна Кинтеро, вставая плечом к плечу с архимагом Флорасом. Даже по голосу в ней можно признать фейскую породу — высокомерную и надменную. — Кругу есть чем заняться, помимо возни с неуравновешенными детишками.

— Мне нужно к Киаре, — твердо повторил Марк, вскидывая руку с заплясавшими на ней молниями. Наверняка это выглядело смешно в глазах архимагов, да и что онмог против них противопоставить? Но уходить, не попытавшись, он не собирался.

Флорас с Кинтеро предсказуемо фыркнули в один голос. А затем, пусть и с явной неохотой, посторонились. Весьма мудрое решение — кто ж в здравом уме станет злить боевого мага, находясь в тесном коридорчике?

Магические светильники, во множестве развешанные по стенам, ярко освещали своды старой крипты. Когда-то вместо них были свечи и факелы — даже держатели сохранились. С ними было бы привычнее и правильнее: золотые блики вместо ровного голубоватого света не вызывали бы невольного сравнения с моргом.

Вспомнились и секционные столы. Из-за всплывшего перед глазами образа, в виде Киары на одном из них, Марк вздрогнул и решительно шагнул вперед, туда, где его инфернальная принцесса хладнокровно крутила в пальцах железный нож.

Окликнуть её Марк не успел — Киара резко вскинулась, заслышав шаги.

— Ради всех богов, Эйнтхартен, — тут же зашипела она, утаскивая его в уголок подальше от любопытных глаз, — ну на кой тебя сюда принесло-то?! Вот именно сейчас, не раньше и не позже!..

Её обеспокоенный взгляд никак не вязался с брюзгливым тоном. (Можно подумать, это он задумал ритуальное самоубийство!) На усталом бледном лице читалась какая-то болезненная обреченность, и вместе с тем Киара выглядела непривычно мягко, даже ласково. Редкое зрелище — обычно она, как истинное дитя Лозы и Стали, считала проявление чувств чем-то жутко непристойным.

— Марк, иди домой, — велела она уже безо всякого выражения. — Не нужно тебе на это смотреть.

Взять её за руку вышло само собой. Ладонь оказалась знакомо холодной, почти ледяной, отчего хотелось поднести её к своему рту и согреть дыханием. А лучше всего — прижать к себе и не отпускать, пока они оба не окажутся в безопасности. Сомнительное желание, если вспомнить что там, за стенами крипты вовсю веселится лич с лицом и разумом Элриссы аз-Саадат. Сказать что-либо никак не получалось — слова попросту не шли на язык, хотя, к своему стыду, он, подобно студенту перед грядущей встречей с экзаменатором, несколько раз пытался прокрутить в голове этот разговор.

«Прощание», — услужливо и едко подсказало подсознание.

Марк облизнул пересохшие губы, крепче сжал её пальцы и вдохнул глубоко, словно собирался прыгнуть с обрыва в Изумрудное море.

— Я не хочу, чтобы ты это делала, — начал он. Киара тут же открыла рот, чтобы начать спор, но Марк остановил её, накрыв губы пальцем. — Пожалуйста, дай мне сказать. — Она кивнула. — Одна мысль о том, что ты умрешь, пусть и не насовсем, приводит меня в ужас. И я бы отдал многое, чтобы ты отказалась от этой затеи.

— Ты знаешь, что не откажусь. По-другому…

— Никак, я знаю, — свободной рукой Марк коснулся её волос, перебирая упругие пряди. — Видят боги, твоя смерть — не то, на что я хочу смотреть. Поэтому я прошу тебя, вернись ко мне, Киара. Как бы ни хотелось остаться там. Я… — он запнулся, чувствуя, как к горлу поднимается противный ком, — не хочу, чтобы это стало последним, что я запомню о тебе.

Она хотела что-то сказать — Марк видел это по её сердито нахмуренным бровям. Слышал по глубокому вздоху — так обычно набирают воздуха в легкие, прежде чем разразиться гневной тирадой. А потом — всего через мгновение! — чувствовал на губах её губы, куда более теплые, чем ладони. Ощущать прикосновения, ласку и щемящую, отчаянную нежность, было слишком приятно. Настолько, что позабылось о времени, которого у них не было — война и похороны ожидания не терпят.