Амантий Буравсон - Программист в Сикстинской Капелле (СИ)

Под прозрачным покрывалом воды я чувствую долгожданное тепло мягкого женского тела, приближаюсь к ней и прижимаюсь всей своей поверхностью, словно пытаясь слиться с нею в одно целое. Дыхание Доменики становится ещё более прерывистым, она обнимает меня за плечи и прижимает ещё сильнее, ещё ближе, так, что я чувствую, как твердеют и крепнут её девичьи тёмно-розовые соски и как сморщиваются области вокруг них. Ощущение невозможно подделать, и я это вижу.

— Te amo… voglio… mio dolce bambino… — шепчет Доменика на своём родном языке, в то время как я покрываю поцелуями её тонкую изящную шею.

— Я люблю тебя, душа моя, сокровище моё, — тихо отвечаю я по-русски, обнимая и лаская шёлковую поверхность обнажённых плеч.

— Je t’aime, ma lumière, — с придыханием шепчет она по-французски, проводя рукой прерывистую линию по моему совершенно безволосому животу, по костлявым мальчишеским бёдрам.

— I love you, my only desire, — шепчу в ответ по-английски, судорожно оставляя на её шее и груди тёмно-розовые следы своей страсти — не могу сдержаться, меня тянет к ней магнитом.

— Σ ‘αγαπώ, τη ζωή μου*, — отвечает она на греческом, подаваясь мне навстречу и подставляя под поцелуи свою изящную грудь.

Несколько медленных движений по касательной, и я чувствую, как сила трения стремится к нулю, а мой невозбуждённый орган плавно идёт по скользкой поверхности.

— Console.WriteLine(I.Love(you)), — воодушевлённо и страстно отвечаю я уже на «си-шарп», по очереди охватывая горячими губами твёрдые, выступающие соски и проводя языком концентрические линии вокруг них.

— Te quiero, cariño, — испанский, как без него — язык абсолютной страсти! При этих словах она сжимает мою руку… Её дыхание становится ещё более прерывистым.

Несколько более интенсивных движений, и Доменика, стоически стиснув зубы, изгибается дугой интеграла, впиваясь ногтями мне в плечи, а потом… Потом отпускает. Дыхание становится ровным. Я нежно целую её губы и покрасневшие щёки, покрытые капельками пота. Она прекрасна и… просто невероятно чувственна.

Вода остыла. Не желая, чтобы моя возлюбленная замёрзла, я по-быстрому выбираюсь из ушата и вновь так же залихватски вытаскиваю оттуда свою возлюбленную и аккуратно опускаю на шёлковые простыни. Лёгким движением она избавляется от всех шпилек в причёске, и медные волны мягко падают ей на плечи. Я невольно залюбовался: Доменика возлежит на кровати, как Даная с картины Рембрандта — такая же чувственная и манящая к себе, такая прекрасная. Доменика. Моя единственная радость и печаль. Нет, похоже, что всё-таки замёрзла. По-быстрому наливаю вино в бокалы и один из них протягиваю ей. А затем с блаженной улыбкой забираюсь на кровать, поближе к ней.

— За нас, любовь моя, — я касаюсь её бокала своим, она улыбается и щурит глаза.

— За нас, любимый, — отвечает Доменика и отпивает из бокала флорентийское вино.

Лежим и, не спуская глаз, смотрим друг на друга. Словно какие-нибудь Амур и Психея со скульптурной группы. Я настолько взволнован, меня переполняют эмоции, я не утолил до конца свою жажду обладать ею, я хочу её вновь. В очередной раз я оценил то преимущество, которым обладают мне подобные: бесконечное желание, бесконечное ощущение полёта… Или, может быть, это ты так действуешь на меня, Доменика?..

— Хочешь?.. — я спрашиваю, не смея продолжить, но она понимает без слов и с улыбкой ставит бокал на тумбочку, а затем — просто раскидывает руки, приглашая меня в свои горячие объятия.

Не говоря ни слова, я вновь обнимаю её за талию и прижимаю к себе. Нежно провожу линию от ключиц до середины бёдер. Чувствую лёгкую дрожь. О, прав был юный «виртуоз» из театра — ты невероятно чувствительна! Не прекращая движения, целую нежные губы, шею и плечи. Из груди Доменики вырывается вздох. Моя рука словно смычок скользит по мягкому вьющемуся волосу самого прекрасного инструмента. Несколько мгновений — и я чувствую пламя Везувия на кончике пальца…

Импровизированный концерт закончился так же быстро, как и начался. Я почувствовал это и немедленно вышел из недр своего заоблачного счастья. Теперь мы лежим рядом на кровати, любимая прижимается ко мне, пытаясь отдышаться и в то же время покрывая хаотичными поцелуями мою левую руку — свободную от обручального кольца и аметистового княжеского перстня, свободную для любви.

— А ты? — наконец, обеспокоенно спрашивает Доменика.

— Что — я? — вновь не понимаю я.

— Хочу сделать приятное тебе, — поясняет она.

— Прости. Но я никому и никогда не позволю прикоснуться к своей… к той самой точке, — запнувшись, объясняю я.