Эл Ригби - Сказки чужого дома

Там, под океаном, было второе забытое кладбище.

Кладбище Кораблей.

И теперь, пока босая светловолосая девица весело кружилась на берегу, корабли один за другим вырастали за ее плечами. Ростры – десятки разбухших от воды, просоленных фигур, – открывали подсвеченные золотом глаза. На ближних палубах появлялись силуэты. Матросы и капитаны давно сбросили кожу, волосы, шерсть и чешую, заросли моллюсками и кораллами и потеряли голоса. Но они просыпались и лезли поднимать паруса, шли заряжать пушки. Пусть парусов почти не осталось, а в пушках выросло и умерло не одно поколение морских ежей.

Офицер с заплетенными волосами улыбнулся, когда девушка подбежала. Она продолжала кружиться рядом, и океан продолжал освобождать то, что укачивал и баюкал много юнтанов подряд. Побережье выпускало последних пленников – самые искореженные, самые древние, самые поломанные машины и люди лезли из-под песка. Самолеты опустились ниже. Человек на ступенях поезда потерянно вглядывался в них.

– Сражайтесь! Она не может быть сильнее вас. Она же одна!

Они пытались. Рыжая мать, рыжая дочь, двое юношей сосредоточенно закрывали глаза. Они сидели прямо на песке и упорно погружали в него ладони. Они сгорбились и опустили головы – но все равно можно было увидеть, как они бледны. На их руках тонкими синими жгутами проступили вены. Наконец рыжая девочка, слабо вскрикнув, начала падать без сознания, и мать тут же остановилась, поймала ее, прижала к себе. Двое других продержались еще немного, но наконец сдались. Один прижал две рыжие головки к себе. Второй просто отвернулся к океану.

А босая светловолосая девушка… все так же танцевала и скакала вокруг алопогонного. В какой-то момент она схватила за руку одного из мертвых летчиков, почти уже разложившегося, и заплясала вместе с ним, вздыбливая кучи песка, оставляя отчетливые следы, топая и вопя:

– Просыпайтесь! Просыпайтесь! Просыпайтесь! Про…

Она осеклась, будто споткнувшись, и выпустила летчика. Трескающийся, тонущий мир покачнулся вместе с ней. Казалось, ей стало дурно, – так быстро исчезла с лица широкая улыбка, так быстро опали развевавшиеся светлые волосы. Девушка остановилась. И медленно опустилась – скорее даже осела, – на колени.

– Двое, – пробормотала она. – Остались… двое. Мне позвать их?

Офицер улыбался. Но что-то неуловимо переменилось и в его ожесточенном торжествующем лице. Он подошел к девушке и спрятал руки в карманах мундира.

– Если, конечно, они существуют.

Она подняла взгляд.

– Ты знаешь. Знаешь как никто.

– Зови.

– А ты не дашь им меня съесть?

Из его груди вырвался отчетливый смешок.

– Вряд ли хоть кто-то захочет тебя съесть.

И девушка медленно простерла руку к морю.

Она ничего не говорила, не шептала, казалось, даже перестала дышать. Она зажмурилась и закусила губу. Она просто стояла, словно статуя, пристально глядя вперед. Все вокруг застыло. Лишь самолеты тихо парили наверху.

– Посмотрите на нас, – произнесла девушка. И волны океана разошлись наподобие искореженных врат.

Белые клочья пены ярко, даже слишком ярко для дождливого дня, заискрились в серо-стальной синеве. Пена напоминала снег, пух отцветающих деревьев, самые чистые облака. Пена клубилась, сливаясь с туманом, а сверху к белой дымке, казалось, готовы были прильнуть облака. Океан задрожал, когда белое окончательно заполонило серое. И появились еще двое.

Последние.

Или… первые?

Между ребер мертвого дельфина торчали стрелы, их было ровно восемь. На спине его сидел почти разложившийся старик в сияющем рыцарском облачении. В волосах старика темнели водоросли, на его плечах успели нарасти кривые громады кораллов. Он не поднял меча, увидев на берегу людей. Он просто посмотрел на них, подавшись вперед. А возможно, он смотрел даже не на них. Может быть, он искал свой город и свой замок.

Аканно…

В толпе зашептались. Многие отступали назад, в то время как другие напирали вперед. Их страх ушел слишком быстро, вероятно, потому, что никогда раньше они не знали благоговения.

Двое молчали. Дельфин поплыл ближе. На его витых рогах блестел перламутр, и в нутре – между ребер, – шевелились яркие цветные медузы. Дельфин приблизился. Так, что, если бы девушка у воды вытянула руку, она, наверное, смогла бы потрогать его нос.

Но она так и осталась сидеть, а офицер – стоять рядом. Ни один человек – ни живой, ни мертвый, – больше не двигался ни среди скал, ни в другой стороне, у поезда. Дельфин качнулся в белой пене. И над побережьем раздался его тонкий, похожий на маленькие колокольчики, крик. Крик, заставивший разом замолчать все городские кигноллы.