Палач освободил место, и шаг вперёд сделал Гаури.
— Однако хороший товарищ был. Сети его на том берегу будут полны рыбы, и не переведётся в его доме китовый и тюлений жир. Вот, — он подошёл к гробу и осторожно положил в него широкий костяной кинжал, — прости, копья не припас. Но будет с чем охотиться. Попутного ветра.
Он отступил к прочим участникам церемонии, бормоча что-то на родном наречии. К гробу подошёл Александр Евгениевич Светлов.
— Я знал его так же хорошо, как и любого из вас, дамы и господа, — в полной тишине произнёс он. — К моему величайшему сожалению, сейчас я исполняю роль того сухаря, что может произнести над могилой лишь официальную речь. Возможно, позднее… Тем не менее. Витольд Коваль был достойным сотрудником, прекрасным человеком и смелым волком. Я, как голос Его Высочества и Агентства, заявляю, что именем Витольда нарекается международный благотворительный фонд, официально заявленный как фонд помощи сиротам; по факту же, собранные средства будут использованы для помощи несовершеннолетним оборотням-одиночкам и, в целом, одиночкам, не пожелавшим присоединиться к Агентству или диаспоре оборотней. Такова будет память о том, кто покидает нас. Доброго посмертия, Витольд. Я был рад знакомству и работе с тобой.
— Шестьсот пятьдесят четыре, — вполголоса произнесла Мэрионн, когда Светлов отошёл от могилы. Тень закусила губу и крепко обхватила себя за плечи руками, хмуря брови. Вперёд шагнул кто-то из оперативного состава, а Жрица, стоявшая рядом с Воином, наклонилась к уху демона и тихо произнесла:
— Зря выступал первым. Теперь начнутся заунывные речи.
— Не волнуйся, — так же тихо ответил глава Второго отдела, наблюдая, как вперёд протискивается массивная рыжеволосая фигура. — Сейчас их расшевелят. Рива, будешь говорить?
— Так, как надо, я не смогу, — негромко сказала девушка, — а как не надо — и другие скажут. Я лучше потом к нему зайду.
— Тогда смотри, как надо нормально произносить речь над гробом. Палач однозначно не справился.
Сразу после этих слов, оттерев в сторону тех, кому не повезло оказаться на пути, к могиле выдвинулся единственный не-сотрудник Агентства, которому позволили присутствовать на похоронах, — Яр.
— Сейчас начнётся, — пробормотал Воин.
— Короче, — с места в карьер начал Рыжий Волк, — этот волосатый мерзавец попортил крови не только вам, но и моему клану. Палач сказал «упрямый», я скажу — «упёртый, как стадо баранов». — Настроившиеся было на скорбь собравшиеся воспряли духом и с готовностью захихикали. — Особой, стенобитной породы. Этому щенку трижды три раза предлагали войти в диаспору, но он раз за разом слал нас туда, куда солнце не светит, и в прочие неудобосказуемые при дамах места. Это не упоминая дважды разбитой физиономии Власа и моего расшатанного клыка. Правого… Верхнего, — с непередаваемой задумчивой гримасой добавил он. Рива улыбнулась, и Воин снова кивнул. — Витольд был знатным бойцом, отличным мужиком — волчицы моего клана подтвердят — и погиб, как подобает настоящему оборотню, в бою. А посему, жалейки оставим на потом, а сейчас давайте закопаем уже его — устал, небось, лежать, — и к столу, а то медовуха стынет. Удачи тебе, одиночка, покажи им там, как надо жить в посмертии.
Яр вопросительно посмотрел на Палача, дождался кивка, захлопнул гроб и с нечеловеческой лёгкостью переправил его в могилу голыми руками. Выпрямился, зачерпнул горсть земли, широким жестом швырнул на крышку и как ледокол тронулся сквозь толпу туда, где на свежем воздухе были расставлены столы и скамьи для тризны. Его примеру последовали и остальные собравшиеся.
Тризна, в отличие от поминок, предполагала отнюдь не скорбь и плач по ушедшему — это всё осталось до похорон. Рыжий Волк громогласно объявил, что, мол, «пусть те, кто его там встречает, охренеют от того, как мы его здесь провожаем». Первые полчаса всё шло довольно уныло, но потом сотрудники налили себе по третьему бокалу, и началось то, ради чего всё, собственно, затевалось.
— Я гонял его, как сидорова козла, по всей полосе препятствий, — Воин подлил раскрасневшейся и явно пришедшей в себя Риве ещё медового напитка, — настоящей, а не на полигоне на минус первом. Специально за город выехали — проверить его, так сказать, «в поле». А этот подлец — хоть бы хны. Главное, последнюю стену он даже перелезать не стал: прошёлся когтями крест-накрест и проломился насквозь. Я ему говорю: «Скотина ты волосатая, кто её теперь ставить будет? Этим брёвнам лет сто пятьдесят, морёный дуб, так его и растак!» А он мне: «Оно и видно. Прогнило н а сквозь, я только потыкал, а оно и ёб…сь». Две недели потом новые таскал и укладывал. Но сам. Руки у него из нужного места росли.
Читать дальше