Николас Димитров - Дилер реальности

Помнится, я мгновенно вошел в роль примерного сына. Я принял их фамилию и даже имя, Золтан, забыв свое приютское навсегда. Отец был разработчиком игр, мать работала в благотворительном фонде. Происходили оба из Восточной Европы, венгр и украинка, ставшие американцами в юности. Обыденный мир моих приемных родителей, которых я сразу назначил «папой» и «мамой», без приставок (к их огромному счастью), был уютным, безопасным и скучноватым. Но сам факт переезда в неизведанную страну увлекал меня куда больше, чем побег от мести злопамятного судовладельца.

Затем были десять лет в Пасадене, где я сначала окончил школу, а потом обучался дизайну в сфере искусственного интеллекта — относительно новой профессии, на которой почему-то настаивал мой отец. Мне тогда было безразлично, чем заниматься. Хотя с учебой я не испытывал никаких трудностей, но и увлечения ею у меня не было.

А потом… Отмечая с друзьями получение диплома, я тусил по всем злачным местам Тихуаны. Телефон прозвонил во время одной из таких пьянок обыденно, с неизвестного номера. Я даже чуть не сбросил звонок, не желая отвлекаться от петушиных боев. Но почему-то все же ответил. Официальный голос с бостонским акцентом сообщил мне об автокатастрофе и поинтересовался, когда я смогу прийти на опознание тел родителей, а также уладить другие формальности.

Помню свои ощущения. А точнее — их полное отсутствие. Люди, которые стали для меня семьей, дали мне новую жизнь и, сами не зная того, спасли от смерти, — лежали в холодильнике полицейского морга в Пасадене. А я лишь подумал: теперь меня здесь ничто не держит. И тут же возненавидел себя за это бездушие. Так же спокойно я прошел все формальные процедуры и неожиданно узнал, что отцу еще со времен его работы главой IT-отдела в Сингапуре принадлежала там доля в небольшой маркетинговой компании. Сингапурский нотариус с безупречным английским настойчиво вызванивал меня (откуда они обо всем узнали?) и настаивал на моем приезде для вступления в наследство.

Пазл сложился. Я должен был вернуться в Сингапур и страстно желал этого. Меня не отпускали воспоминания о кипении жизни на его улицах, а главное, о моих собственных приключениях, волнующих так, как ничто в жизни меня больше не волновало. А теперь для этого еще и имелась весомая причина. Что-то говорило мне, что именно там меня ждет большое приключение, которое наконец даст мне ответы на все мои вопросы к себе и к миру, и я был к нему готов.

Кажется, это было так давно… А прошло всего лишь пять лет.

Сегодня, пока еду на мое собеседование в «Транс-Реалити», снова задаю себе вопрос, почему меня так притягивает этот город. Ведь я терпеть не могу его, а точнее, то, во что он превратился. Куда пропал хваленый фэн-шуй, по принципам которого он был спроектирован и возведен? Тысячи рекламных вывесок на всех языках мира. Безжизненный исторический центр, вскрытый лаком на потеху туристам. Бесконечные торговые улицы Малой Индии, Чайна-тауна и Арабского квартала с кутерьмой магазинов, набитых безвкусным барахлом. Вездесущая промзона, разросшаяся настолько, что теперь окаймляет город удушливым кольцом, запуская ядовитые щупальца прямо в его сердце. Токсичные воды реки Каланг, в которых после наводнений гниют целые кварталы. И наконец, многочисленные сити, разбросанные по всему Сингапуру, — выдраенные до блеска помойки, где отмываются деньги всего мира: грязные капиталы сделали самый дорогой город в мире еще дороже. Стерильная клоака с небоскребами, налепленными так плотно, что закрывают небо. И педерастические клерки в тонких галстуках и с тонкими губами, непрерывно треплющиеся по мобильным телефонам, как будто кто-то может расслышать их в этом проклятом месте. Ненавижу этот город и одновременно привязан к нему, будто врос корнями.

Как только оказываюсь в нужном мне Cити 12, бывшем деловом районе Раффлз-плейс, меня начинает тошнить. Не в фигуральном смысле, а в прямом — я блюю под колеса своего автомобиля, припаркованного возле знака «Парковка запрещена». То ли нервы, то ли просроченный утренний йогурт, то ли физическое отторжение этого места, то ли все вместе. Парочка белорубашечников отскакивает в сторону, брезгливо наморщив носы, но мне нет до них дела. Вытерев губы салфеткой, забрасываю в рот полпачки жвачки (смешно вспомнить — было время, когда и за это в Сингапуре можно было схлопотать огромный штраф). Смотрю на свое отражение в тонированном стекле — не заблевал ли белоснежную рубашку. Нет, все отлично.