Лев Соколов - Золотой конвой [СИ]

Все было как во сне. Я еще не привык, что снова живой. Растерянно повертел в руках револьвер, скользнул взглядом по полуприкрытой легкой патиной ржавчины надписи: «Императорскiй Тульскiй Оружейный Заводъ 1899».Машинку сделали на совесть…

Павел заперхал кровью, и смехом. Короткими равными смешками. Тело подергивалось судорогами. Наверно, там куда он уходил, уже можно было рассматривать свою странную кончину, как нечто забавное. Я машинально подошел к нему. Он смог сфокусировать на мне взгляд. И конвульсивно усмехнулся.

— Вы-хо-дит… — пробулькал он красными пузырями — мы… с Иваном… к тебе придем.

— Из разных мест, — хрипло просипел я. — Ему сверху лететь. Тебе снизу карабкаться. — И вернул ему, его собственное — Спи.

Я повернулся, и подошел к мертвому штабс-капитану. Форма его хорошо сохранилась, лишь кое где, на грязи, её оседлал вросший в холстину налет. Валенки и портупея белели разводами. Нелепо и нескладно смотрелся обтянутый кожей костяк, — будто обрядили в широкую одежду не по размеру. А перед глазами у меня стоял ладный молодец со старого фото из блокнота. Херувим со шрамом. Я взвесил в руке револьвер, и положил на живот мертвецу, аккуратно прикрыл рукоять скрюченной хрупкой кистью. Полушубок чуть раскрылся, и из-под полы мелькнуло ярко-зеленое. Я аккуратно приподнял полу. Два креста висело у него. Один на черно-оранжевой ленте. Я знал за что. Это еще имперский. За бой с австрийцами у лесного госпиталя. Странно это было. То, что ты прочел когда-то на пожелтевших страницах, давно прошедшее, вот так оказалось перед тобой, и можно было взять, и коснутся его рукой… Второй крест был уже вехой страны, разбитой на осколки гражданской войной. Сибирская зелень не потускнела. Иван что-то говорил мне о таких крестах. Редкий и ценный.

Я протянул руку, и одернул. В другой ситуации я бы взял награды. Обязательно взял. Но этот поручик был для меня не просто кучей костей. Я знал его. Я прошел часть его пути, мыслями которые он оставил в дневнике. Он защищал свой страну, как мог понять, и как умел. Не мне с высоты послезнания было судить его. Он заслужил эти кресты. Первый, закрывая собой наших раненных от австрийцев. И второй, — очень красивый, но менее славный — убивая в сибирских лесах соотечественников с другими взглядами. Это были его знаки отличия. Ему с ними и лежать. А я, — только что воскрес. За спиной у меня и так был невообразимый клад. И я не хотел марать этот момент мародерством.

Тело Павла я выкинул из пещеры, как кучу мусора. Он сколько-то прокатился по склону, и застрял в кустах, на радость хозяевам леса. Потом я спустился по склону, и нашел краскома Екимова. Он лежал на открытом воздухе, и природа со зверьми обошлось с ним хуже, чем с Медлявским. Подняв мох, в придачу к черепу я отыскал лишь ключицу несколько ребер, подошву ботинка, старую пряжку ремня, кусок сломанной роговой расчески. Да еще потемневшую, с пузатыми лучами, звездочку красного командира. Что-то наверно было еще здесь под мхом, растасканное зверьем… Я собрал останки, и отнес Екимова в пещеру к Медлявскому, и положил рядом. Гражданская давно кончилась. А эти двое смогли найти в себе силы помирится еще раньше. И это было хорошо. Это было правильно.

Потом было самое тяжелое. Я взял с рюкзака лопатку, и снова пошел вниз, к Ивану. Пугнул примеривавшуюся к нему, невесть откуда взявшуюся лису. Взвалил на плечо, да понес. Ивана я зарыл недалеко от скалы, там, где камень уступил место тяжелой, пронизанной корнями земле. Я рыл на совесть, и засыпал, и закладывал камнями, и опять засыпал. Голодное зверье бывает упорным, и мне надо было своим трудом переупрямить их. Может у меня были мокрые глаза. Но я был такой потный, что поди скажи, откуда влага. Не знаю.

Я положил последний камень на могилу Ивана, отложил лопатку.

И сел думать, что делать дальше.

Питерская осень, — унылое дело. Хорошо еще, дождь отбарабанил свое еще с утра, и к полудню небо просветлилось. Я шагал по улицам, стараясь обходить лужи, чтобы не запачкать свою новенькую и чистую форму курьера. Шумели машины, шли по своим делами многочисленные прохожие. В руках у меня была увесистая коробка с грузом, который я должен был передать. Я подошел к нужному дому, ввел в домофоне код, и вошел внутрь. Дом был старый, наверно еще дореволюционный, без лифта. Я направился вверх по лестнице, мои шаги гулко отдавались под высокими потолками. Мне нужен был третий этаж, квартира номер 12. Я подошел к коричневой двери с глазком, перехватил поудобнее коробку, поглубже вздохнул, и зажал квадратную кнопку звонка. Где-то за дверью тихо защебетало. Я подержал кнопку пару секунд, и отпустил. Особого смысла трезвонить не было. У хозяйки был выходной, и она была дома. Я знал, потому что следил за ней. Собственно, я знал весь её обычный график, от и до.