Лев Соколов - Золотой конвой [СИ]

— Знаешь, — как-то доверительно сказал Павел, — Мне Иван нравился, правда. Вы только в одном ошиблись. Ты спросил, почему мне дед про пещеру не рассказал… Так он рассказал. Я знаю все, что здесь происходило. Я будто сам был здесь. Я их всех по именам и фамилиям знаю. Этот, в пещере, — штабс-капитан Медлявский. Гнилая башка, что мы внизу нашли, — краском Екимов. А мой прадед, — Эдуард Васильевич Гущин. Медлявский предал прадеда, снюхался с красным. А мой дед выследил их, и убил. И увидел, что они нашли клад. Этот клад.

— Твой дед — процедил я. — такой же иуда, как и ты.

— Деда все предали, — будто не слыша мена пробормотал Павел — Сперва командиры, потом товарищи. И он решил, что этот клад будет для него. Для семьи. Время было смутное. Могли всплыть те, кто знали о отправленном конвое, — но не знали, что он был фальшивый. Убеждай их потом, когда пытать начнут… И он решил оставить золото до лучших времен. И оставил ложный след. Он нашел у Медлявского дневник, и выдрал из него последнюю страницу, где тот успел написать об этой пещере. Отнес дневник в крепость, и оставил на ящиках. Получалось, что клада не было. Осталась только история с пустым конвоем. Ложь обернулась правдой. А правда ложью. Но кто бы узнал? Если бы кто-то сел на хвост, можно было привести их на фальшивый клад. Это было умно… А я не умел читать карту. Не мог найти это место сам. И тогда я решил воспользоваться задумкой деда. Я просто хотел, чтоб вы привели меня в крепость, а я отметил координаты на навигаторе. Вы должны были ткнуться носом в булыжники, — и уйти. А я бы пришел потом по знакомому маршруту. Один. Все бы так и вышло, если бы Иван не оказался слишком умным. Вы сами виноваты. Судьба. Дед оставил у пещеры двоих. И я оставлю.

— Зачем ты это сделал, дурак? — Спросил я. — Ваньку… Да здесь денег… побрякушек этих… И тебе и твоим внукам. И Ванькиным бы, — тоже. Не было нужды убивать!

— Это мой клад. — Судорожно выдохнул Павел. — Мой. Я о нем с детства знал. Я его в себе вырастил. И когда в нашем нищем городишке рос… Мой! Я его даже брату не отдал, не то что чужакам. Ругаешь меня за жадность. А сам-то с дружком, — из-за чего оказались здесь, а? Ха-ха… Кладоискатели… — Он криво нервически улыбался — А убивать-то нетрудно. Я думал, — страшно. А ничего. Прадед говорил, что к нему убитые приходили. Ослабел умишком. А мне легко. Легко.

— Твоему прадеду тоже легко было. — Выдавил я. — Они к нему потом, под старость пришли. Ты погоди, Ванька еще к тебе придет.

— Ну, пусть, если сможет. Когда я в каталочке буду пузыри пускать, где-нибудь в доме престарелых… Неплохая компания будет. А пока, я в свое удовольствие… В свое! Наконец-то…

— Не шевелись. — Вставая дернул я стволом. — Брось ружье.

— Да… — Он улыбнулся. — Думаешь, револьверчик-то, выстрелит? Сто лет провалялся. Ржавье.

— Хочешь проверить? — Наддал я голосом. — Выстрелит!

— Я, пожалуй, рискну. — Улыбнулся он. — Все-таки в глаза сложнее, чем в спину… Это хорошо даже, что ты револь-то схватил. Вроде как дуэль у нас, а?

По его напрягшемуся телу, я понял что сейчас он рванет на меня свой дробовик. Чего ждать? — я нажал на спуск. Сухо и шершаво проскрежетало в механизме, и курок стукнул в патрон с сухим мертвым щелчком. Опять осечка. Павел вздрогнул, выдохнул, ощерился, — зло, радостно, издевательски, и победно. Я почувствовал, как навалилось отчаяние, и уже ни на что не надеясь снова нажал на спуск. И еще. И еще. Сухо и ломко прощелкал в моих руках кусок мертвого железа. А ствол его ружья уже поднялся.

Жизнь кончилась.

— Спи, — с убеждающей, нажимной интонацией злого гипнотизера сказал мне Павел подводя свое ружье поудобнее мне в центр груди. Гулко ударил выстрел.

Павел перетоптался на месте. Его повело вправо, а потом он глухо завалился на каменный пол. Ружье его глухо брякнуло о камень, вертанувшись через ствол и улеглось. А я тупо смотрел на револьвер в своей руке. Густо дымился ствол и щель между барабаном. А мой палец даже не был на спуске. Вот так. Это называется «затяжной выстрел». Капсюль на последний патрон все-таки сработал, но старый слежавшийся порох лишь затлел, и загорелся через секунду.

Я посмотрел на останки Медлявского. Судьба. Промысел. Мертвый капитан все-таки смог выстрелить из своего револьвера в ответ. Через сто лет. И попал. Пусть не в своего настоящего убийцу, но в его потомка, с такой же ломаной душой. Он не должен был вообще появится на свет. Его прадед должен был умереть здесь, и не плодить свое семя. Но вот старая ошибка закрылась, и пришлось выплатить по счетам. И все стало по справедливости.