Макс Фрай - Так берегись [litres]

– На самом деле, тебе не понравится, – совершенно серьёзно заметил сэр Шурф. – Лесные оборотни обычно превращаются в людей совсем ненадолго. И… – как бы это сказать, чтобы не задеть твои будущие чувства? – в несколько чересчур простодушных людей.

– А давайте заключим сделку, – предложил я. – Вы сейчас отпустите меня на пустырь без шума и драки. И следом за мной не пойдёте, чтобы наваждение не вспугнуть. А за это я, во-первых, скоро вернусь, даю слово. А во-вторых, никогда в жизни не стану исполнять беличьи брачные танцы в окрестных лесах.

– Не только в окрестных, – без тени улыбки сказал мой друг. – В лесах Ландаланда оборотней ещё и побольше, чем в наших. А в Гугландских чащобах никакого зверья, кроме оборотней, говорят, вовсе нет.

На пустыре, как и позавчерашней ночью, было полно народу. И музыканты тоже играли, правда на этот раз не бородачи с дайбами, а совсем юные девчонки с какими-то причудливо изогнутыми дудками. Судя по тому, как неслаженно у них получалось, двоечницы из музыкальной школы в кои-то веки решили сделать уроки – почему-то прилюдно и выставив старый тюрбан для сбора денег, но ладно, хоть так.

Насладившись условно прельстительной музыкой и ещё более условно прельстительным ароматом жареных сосисок, я выбрался из толпы и пошёл в сторону развалин заброшенной резиденции Ордена Дырявой Чаши – вроде бы, раньше мой поезд как раз мимо них проезжал. Внимательно смотрел под ноги – не появились ли рельсы? На самом деле, волновался ужасно. Почти не верил, что поезд появится. Боялся, что он исчез в тот момент, когда перестал забирать мою силу. И чуть не заплакал от облегчения, когда услышал вдали паровозный гудок. Не растаяло моё наваждение. Приближается. Вот оно!

Обернувшись, я понял, что успел уйти от толпы на изрядное расстояние. И забрал сильно в сторону – рельсы блестели при лунном свете где-то совсем далеко, так что пришлось возвращаться. В итоге, мы с поездом, можно сказать, бежали навстречу друг другу. Ну то есть, он ехал, а я бежал.

Остановился буквально в метре от рельсов, стоял, смотрел на медленно проплывающие мимо вагоны и силуэты пассажиров, неподвижно застывшие в окнах, думал: как же жаль, что на самом деле их нет! Потому что бесконечное путешествие и разные удивительные миры – отличная штука, но хорошая компания в таком деле точно не повредит. Пока не попробуешь, можешь сколько угодно считать себя одиночкой, нелюдимом и мизантропом – до первой вечеринки в по-настоящему хорошей компании. А потом уже не захочешь иначе. По крайней мере, я теперь не хочу.

Поезд ещё замедлил движение, он ехал сейчас со скоростью неторопливого пешехода – наверняка по воле своей хозяйки, которая высунулась из окна и внимательно высматривала в толпе кого-то – ну как, «кого-то», я точно знал, что меня. Наконец Агата посмотрела вперёд, по ходу движения, увидела мою одинокую фигуру и приветственно замахала, а когда её вагон ко мне наконец приблизился, торопливо сказала:

– Я думала, ты больше никогда не придёшь. Поедешь со мной? Я ещё столько всего прекрасного могу тебе показать! Ничего плохого с тобой не случится, честное слово. Не будет, как в прошлый раз! Я тогда просто не понимала, что делаю. А теперь понимаю. Больше ни капельки силы у тебя не отниму! И домой верну в любой момент, когда пожелаешь. Я же тоже хочу, чтобы ты был всегда.

Я смотрел на Агату и думал, что она – самая удивительная женщина в мире, таких вообще не бывает; её, собственно, тоже нет, но для меня-то всё-таки есть. Улыбается, протягивает руку, предлагает лучшее из немыслимых приключений, специально для жадины вроде меня, вечно алчущего сразу всего, да побольше – сидеть рядом с ней в купе у распахнутого окна, за которым проносятся фантастические новорожденные миры, слушать истории о причудливой тамошней жизни, всем своим существом ощущая, что именно для этого и родился – быть здесь, обнимать Агату, смотреть, слушать, запоминать.

Но я не поддался соблазну – просто потому, что дал обещание скоро вернуться, а слово надо держать. Сказал, перейдя на бег, чтобы не отставать от поезда:

– Сегодня не выйдет, но ещё прокачусь обязательно. – И с изумившей меня самого искренностью добавил: – Больше всего на свете этого хочу.

– Ладно, – печально согласилась Агата. И кажется, ещё что-то добавила, но я не расслышал из-за пронзительного паровозного гудка.

Поезд стремительно набирал ход, через несколько секунд он уже был на другом конце пустыря и не то исчез, как положено наваждению, не то просто скрылся в темноте за каким-нибудь поворотом. Я поступил по его примеру – тоже исчез. Ну, то есть вернулся Тёмным Путём в гостиную Джуффина. Чувствовал себя одновременно беспримерным аскетом с железной волей и распоследним дураком. Выпил залпом почти полстакана крепкого укумбийского бомборокки, ничего не почувствовал кроме, собственно, вкуса, но, видимо, на самом деле всё-таки опьянел, потому что сказал: