– Кстати, у нас… – начал я.
– Да, в вашем мире тоже растут деревья-сновидцы, я уже знаю. На самом деле, смешно: стараешься придумать что-нибудь совсем уж невообразимое, а потом выясняешь, что именно это «невообразимое» и без тебя уже где-то есть. Ваша действительность оказалась даже круче моих фантазий. Когда я узнала, что сны одного из волшебных деревьев выглядят как обычные люди и держат трактир по соседству с твоим домом [15] Об этих удивительных соседях подробно рассказано в повести «Вся правда о нас».
, почти обиделась – за кого меня принимают, подсовывая такую картину реальности? За дурочку? Не может этого быть!
– Да, – согласился я, – в моих соседей и правда непросто поверить. Даже я сам до сих пор в них не верю. Просто знаю, что они есть. Когда начинаю сомневаться, можно сходить пощупать. И поужинать заодно.
– Готова спорить, ты их именно за это и любишь, – подхватила Агата. – Никаких других особых достоинств у этих людей, как мне показалось, нет. Кто бы мог подумать – настоящему волшебному дереву снятся скучные обыватели, целыми днями суетящиеся у плиты! Только и радости, что девчонка учится рисовать и в мальчишку иногда превращается, она из них самая интересная, а все остальные – вообще ни о чём… Ладно, не обижайся. Может, на самом деле твои соседи вполне ничего, просто я плохо разбираюсь в людях. Они редко мне нравятся. Ты и сам мне не очень-то нравишься. У меня просто выбора нет, – добавила Агата, с явным удовольствием разглядывая мою вытянувшуюся физиономию. И торжествующе рассмеялась: – Поверил! Опять поверил! И огорчился! Моя взяла!
– Один-ноль в твою пользу.
– Не один, а уже два-ноль, – напомнила она. – А если серьёзно, ты же и правда совершенно невыносимый человек. Хуже не придумаешь! Вроде бы, такой великий маг, а скучный и осторожный. И вредный при этом! Всё хочешь по-своему повернуть, даже в совсем ерундовых вопросах не уступаешь, чтобы сделать приятно. И про Сизую Долину Лойи так до сих пор и не записал. Твой друг ждёт и надеется, а тебе плевать. Как он тебя вообще терпит?
– Просто у него хорошая подготовка, – объяснил я. – Почти двести лет тренировался, закалял волю и выдержку. Дыхательные упражнения и всё в таком роде. Говорит, как знал, что однажды пригодится. Правильно говорит.
– Но у меня-то нет никакой подготовки! – воскликнула Агата. – Я вообще ни от кого ничего терпеть не привыкла. Это меня всем всегда приходилось терпеть!
Махнула рукой и рассмеялась. И сама меня обняла. И я, как всегда случалось, обмер от счастья, оцепенел, растворился в почти мучительно сладкой тьме. Но не потерял голову, вернее, потерял только часть головы. Того, что осталось, оказалось достаточно, чтобы хладнокровно отметить: как всё-таки мощно действуют её прикосновения. И думать, отстранённо, как над решением вполне абстрактной задачи: хотел бы я знать, в чём тут дело – в самой Агате, или всё-таки в том, что сила, сделавшая её возможной, не чья-нибудь, а моя? Интересно, а что она сама сейчас ощущает? То же самое, что и я? Или обычную нежность влюблённой женщины? Могу же я ей нравиться не только из мистических соображений, но и сам по себе, просто так? Или она отдыхает от всех тревог, наконец-то оказавшись в полной, как ей кажется, безопасности? Или просто видит, как это на меня действует, и считает, что лишний раз очаровать точно не повредит?
– На самом деле, всё, о чём ты думаешь, правда, – почти беззвучно сказала Агата. – Но только отчасти. Есть ещё множество разных правд. Для меня значение имеет только одна – я тебе рада. И по-прежнему верю, что ты – мой тайный придуманный брат, хотя дураку ясно, что на самом деле это не так. Я бы очень хотела, чтобы всё у нас сложилось иначе. Чтобы ты не был мне нужен как источник жизни и силы. Чтобы меня случайно воскресил кто-то другой, незнакомый, неинтересный, сам бы не понял, что сделал, и сразу исчез, чтобы не путаться под ногами и не мешать. А ты бы потом просто так, из любопытства в мой поезд залез, или потому что начальник велел разобраться с массовой галлюцинацией, у тебя же как раз такая работа, если я правильно поняла. В общем, чтобы ты случайно сунулся в поезд и встретил меня. И с самого начала точно знал бы, что мне от тебя ничего не надо, кроме самого тебя. И доверял бы. И ничего бы не опасался. И тогда, может, однажды сам захотел бы со мной остаться. И мы бы вместе мчались сквозь эту прекрасную неизвестность – вечно, всегда.
Мне стало немного не по себе от такой идиллии. Но у меня хватило ума промолчать. Мало ли, у кого какие фантазии. Пусть говорит, что хочет. Слова – это только слова.
Читать дальше