Карина Демина - Ловец бабочек [СИ]

Серебряный поднос. Кофейник пузатый, прикрытый войлочным чехлом. Кофейная крохотная чашка из старого сервиза. Сливки. Сахар.

— Я решила, что тебе не лишним будет, — она порой проявляла удивительную догадливость. — А девку эту бросай, дурноватая и жадная.

Что Ольгерда невеликого ума, Себастьян и сам знал.

Жадная?

Обычная.

Звезда местечкового театра. Играла она в целом неплохо. И голос имела хороший. И не только голос. Мила. Воспитана…

— Избалована, — панна Гжижмовска тоже кофий жаловала, но себе варила особый, крепкий, дегтярный, щедро сдабривая перцем и корицей. Вкус выходил специфический. — Главная курица в местечковом-то курятнике, думает, что без нее никуда…

Себастьян присел.

Кофе был горяч и крепок, но в меру. Сливки — свежи, как и пресные булки, которые панна Гжижмовска щедро посыпала кунжутом. Желтоватое масло пустило слезу. Сыр доходил на теплом блюде. И Себастьян понял, что голоден.

— Ты ешь, ешь, — она глядела на него со снисходительностью, которая, впрочем, нисколько не задевала. — Она замуж за тебя решила выйти. Думает, ты побежишь мириться… побежишь?

И в этом была своя правда.

Роман с Ольгердой, вспыхнувший прошлым летом, длился и длился, и, пожалуй, был самым протяженным из всех, которые случались с Себастьяном. И не в любви тут дело.

Не было любви.

Сперва влюбленность, легкий дурман очарования, который вскоре развеялся. И не то, чтобы Себастьян вовсе разочаровался в ней, скорее уж осознал, что разрыв потребует сил, а поиск новой любовницы — времени, которого катастрофически не хватало. Да и что с новой?

Тот же дурман.

И разочарование, когда он проходит. И осознание, что эта женщина ничем не отличается от прочих. Снова обиды, снова истерики… нет, Ольгерда хотя бы была достаточно мудра, чтобы не навязываться. Встречи дважды в неделю.

Ужины в той же «Перепелке», ибо иных заведений приличного толка в городе не имелось.

Пролетка.

Подарок, который Ольгерда принимала с мягкой улыбкой. Цветы, постель… завтрак и панна Гжижмовска, встречавшая гостью насмешливым молчанием. Поцелуй на прощание… и снова пролетка… иногда привычная рутина дней разрывалась выходами в свет, который был рад Себастьяну, но радость эта не была обоюдной.

Тоска.

— Жениться тебе надо, — панна Гжижмовска держала крохотную кофейную чашку двумя пальцами.

— На Ольгерде?

— Вотан упаси! — скрипнуло кресло. И медвежья шкура съехала на пол, а панна Гжижмовска поплотней запахнула байковый халат с атласною отстрочкой.

— А на ком?

— Тебе решать. Найди кого, а то прилип к этой пиявке, будто приворожила.

— На меня привороты не действуют, — Себастьян поймал себя на том, что уже несколько минут он сосредоточенно намазывает маслом булку.

— Это просто никто всерьез за тебя не брался. А эта может и взяться, этой ума хватит… и денег… с той стороны всякое идет, — панна Гжижмовска поджала губы, демонстрируя крайнюю степень неодобрения нынешней либеральной политикой. Тоже вздумали, с Хольмом замиряться…

Она молчала.

Баюкала трубку, причудливую, с люлькой узкой и длинной, с изогнутым чубуком, покрытым мелкими узорами. Трубку полагалось ставить на спину костяного дракона, который тоже был стар, куда старше и пани Гжижмовской, и дома ее, и, быть может, самого города. В глазах дракона некогда сияли драгоценные камни, но людская жадность ослепила, а неуклюжесть — лишила куцего крыла, оставив одно, бесполезное.

— До меня дошли нехорошие слухи, — панна Гжижмовска поморщилась. Все же как дочь военного, полицейское ведомство она не одобряла, но и о долге перед обществом помнила. — Твоя Ольгерда не просто так крутится. С тебя она почти ничего не берет.

— А что должна?

Разговор свернул не туда. Неприятная тема.

— Что должна… помнится, до тебя у нее в полюбовниках Чиченков ходил… он ей режиссера и прикупил, когда старая прима отказалась место уступать. А заодно коляску справил, гарнитуру бриллиантовую… шубу… про шубу не знаю, но с театром он ей помог. Тогда-то половину труппы уволили. Набрали новых, поплоше, чтоб игрой своей Ольгерде не заминали…

Себастьян молчал.

Ел булку.

С маслом. Масло, если верить местной газете, где печатались мудрые советы на все случаи жизни, зело от язвенной болезни помогает. А то в последнее время как-то оно… не так стало. Еще не болит, но вот ноет, подсасывает, упреждая, что до язвы уж недалече осталось.

— Она и от прочих знаки внимания принимать горазда. Не о цветах говорю… ей цветы корзинами слали, а ты букетики таскаешь. Браслетку поднес, это хорошо, но таких браслеток ей горы подносили… неужто ничего не требует?