Владимир Корчагин - Женщина в черном

— Да, сижу над диссертацией. Почти кончаю. А вы?

— Я еще только на четвертом курсе.

— Химфака или биофака?

— Ни то, ни другое. Я на истфилфаке.

— Вот как?! А я думал… Но как же все эти книги по химии и биологии?

— Это для деда. Я живу с дедом. Он старенький, почти никуда не ходит, но продолжает свои исследования. И мне приходится делать для него выписки из свежих публикаций. Поэтому я вынуждена иногда заниматься в вашем читальном зале.

— Только иногда?

— Да. Но вообще-то я часто заглядываю сюда. В наш филологический нужная деду литература почти не поступает. И потом… Мне просто нравится работать в вашем зале. Сама обстановка нравится: нет лишнего шума, суеты, все заняты делом. Не то что у нас, на филологическом…

— Вы правы, нам, естественникам, не до лишних разговоров. А ваш дед… Он, значит, научный работник?

— Он доктор медицины. Работал в институте иммунологии, но несколько лет назад почему-то рассорился со своими коллегами и теперь работает только дома. Вот мне и приходится…

— Понятно. А ваши родители?

— Их нет. Они погибли, когда я была совсем маленькой.

— И теперь остались одна с дедом?

— С нами живет еще тетка, сестра папы, и один дальний родственник. Но вот мы и пришли, — остановилась она возле калитки в высоком плотном заборе, окружающем большой двухэтажный коттедж. — Спасибо вам огромное! И не забудьте про мои книги.

— Как можно?! Сдам сразу, как вернусь. Но я не знаю даже вашего имени.

— Инга. Инга Гридина. А вы?

Никита назвал себя.

— Никита! — воскликнула она, окинув его быстрым взглядом. — Да вы, оказывается, тезка моему отцу. И вообще… Недаром я так сразу… — она почему-то смутилась и поспешно добавила: — Он был очень добрым, мой папа.

— А дед?

— Дедушка тоже добрый, но иногда бывает каким-то… странным.

— Как это странным? — не понял Никита.

— Это долго объяснять, а я сегодня… Мы еще поговорим о нем как-нибудь после. А сейчас, простите, я пойду.

— Да, конечно. До свидания, Инга!

— Всего вам доброго, Никита!

Она скрылась за калиткой. А он постарался рассмотреть полустертую надпись на позеленевшей табличке, что была укреплена над узкой прорезью в заборе: «Академик Гридин Лев Яковлевич. Для писем и газет».

— Академи-и-ик! — невольно присвистнул Никита. — А впрочем… Академик Гридин… Академик Гридин… — несколько раз повторил он вполголоса. — Что-то я слышал об этом академике Гридине, что-то недоброе, почти мистическое, только не помню что… — Он еще раз окинул взглядом массивный особняк, все окна верхнего этажа в котором были почему-то задернуты плотными шторами, и собрался уже идти обратно, как вдруг почувствовал, физически ощутил, что кто-то стоит у него за спиной. Он быстро обернулся и увидел в десяти-двенадцати шагах от себя женщину в черном. Черным было ее длинное, сильно расклешенное платье с неестественно широкими рукавами, черной была плотная пелерина, покрывающая плечи и спускающаяся чуть не до самого пояса, черным был странный головной убор в виде капюшона, полностью закрывающий голову, большую часть лица и шею до самого подбородка. В узком прорезе его можно было видеть лишь иссиня-бледный нос, скорбно опущенные глаза и сморщенные, старчески поджатые губы. Женщина стояла совершенно неподвижно, точно изваяние, и, казалось, застыла в горестном молчании, с тоской и болью посматривая на него, Никиту.

Все это было настолько необычно и непонятно, что он вздрогнул от неожиданности и невольно попятился назад, не зная, что и подумать об этом невесть как появившемся видении. Лишь несколько минут спустя до его сознания дошло, что это, должно быть, монахиня. Но монахиня здесь, в академгородке! Может ли быть такое?

Между тем женщина повернулась к нему спиной и все так же молча, не оборачиваясь и не меняя согбенной позы, медленно пошла по направлению к лесу.

Никита выждал, когда она скроется за деревьями, и лишь после этого отправился обратно в библиотеку. Мысли его, естественно, продолжали вращаться вокруг миловидной соседки по читальному залу. Но теперь к чувству все возрастающей симпатии к этой во всех отношениях незаурядной девушке все больше примешивались всплески какой-то неясной тревоги, безотчетной настороженности, связанной как с личностью академика Гридина, так и с появлением загадочной монахини. Впрочем, не могло быть сомнения, что одно тесно связано с другим, ибо трудно было допустить, что монахиня чисто случайно появилась именно здесь, перед дачей академика. Причем появилась и исчезла, не сделав ни малейшей попытки пройти на дачу. Или ей помешало присутствие его, Никиты, — она не захотела сделать это в присутствии свидетеля? Но в таком случае можно было уйти, увидев его еще издали, а не подходить к нему почти вплотную.